Увидев, как поручик с превеликой осторожностью прячет в целлофановый пакетик зацепившиеся за колючки нитки от моего шнурка, я решила признаться сразу:
– Это мое. Кошелек привязывала, чтобы потом найти место. Красный кошелек, в глаза бросается.
– Предъявите кошелек и шнурок.
– Шнурок вот он, пожалуйста, а кошелька не оказалось, исчез куда-то, мы уже искали. Пан Ментальский нашел куст и без кошелька, по моему описанию.
Вся эта работа экспертов продолжалась столько времени, что человек десять раз мог помереть, пока они соизволили добраться до него. К счастью, среди членов следственной бригады оказался полицейский врач. Он определил – приблизительно разумеется, время смерти несчастного.
– Прошло от восьми до десяти часов со времени смерти, – авторитетно заявил врач. – Погиб, по всей вероятности, от удара ребром ладони по шее. Карате. Остальное – после вскрытия.
Очень утешило меня такое заключение специалиста. Карате не занимались ни мы с Мачеком, ни, насколько мне известно, пан Зефирин. Подсчитала часы, и получилось, человек был убит на рассвете, между тремя и пятью часами. Все мы в это время спали мертвым сном. Правда, непонятно, кто может засвидетельствовать этот факт. Собаки могли бы, да их, к сожалению, расспрашивать не будут.
Наконец поручик жестом пригласил нас подойти к трупу.
– Вы его знаете?
Мне хватило одного взгляда, и вовсе не потому, что у мертвеца на левой руке была надета толстая кожаная перчатка. Я видела этого человека не один раз. В Канаде – несколько недель назад, и здесь на фотографии – какой-то час назад. Совсем не изменился… Почему-то подумалось – вот Гатя и стала вдовой…
Отбросив несвоевременные мысли, я сочла нужным сказать как можно больше, а то, не дай Бог, Ментальский выскочит с ненужными признаниями о том, что только что видел этого человека на фотографии, что Гобола подозревал этого человека в ряде преступлений. Тогда речь неизбежно зайдет и о бумагах Гоболы и всем нашим планам конец. Лесник уже открывал рот, когда я затараторила:
– Это некий Альфред Козловский, гражданин ФРГ, теперь его фамилия Бок. Его сын проживает в Варшаве в Секерках, но не уверена, что он опознает папочку, вряд ли захочет…
Ментальский закрыл рот.
– А вы его знали? – спросил поручик.
– Кого? Папочку или сына?
– Вот этого.
– Лично не доводилось. Раз видела в натуре, но тогда не знала, кто это, потом мне о нем рассказали, и еще кажется мне, что когда-то давно он крутился вокруг Бенека. Я имею в виду Гоболу. Но поклясться в этом не могу, просто мне кажется.
– Сюда можно подъехать? – обратился поручик к лесничему.
– С той стороны метрах в ста пятидесяти проходит просека, а ближе не подъедешь.
Вернувшись к домику лесничего, я увидела на ступеньках крыльца рядом с Мачеком капитана Леговского. Он так глубоко задумался, что не сразу заметил меня.
Я присела рядом.
– Как будем действовать? Я отвезу эти вещдоки в Варшаву и там передам вам или вы их здесь сразу возьмете? События развиваются в бешеном темпе, ряды противника редеют, но опасность остается. Вам решать.
– Чей труп обнаружен в лесу? – поинтересовался капитан.
– Козловского, он же Бок. Точно, он!
– Что ты говоришь! – воскликнул Мачек. – Серьезно?
– Еще как серьезно.
– Ну вот, а мы с пеной у рта доказывали поручику, что ничего общего с мертвецом не имеем…
– Возвращаемся вместе, – решил капитан и поднялся со ступенек. – Только сначала я хочу осмотреть то место в лесу. Бумаги пока пусть остаются у вас, передадите их мне в Варшаве. Похоже, теперь и в самом деле перед нами остался только один фронт…
– Интересно, чем объясняется такое невероятное доверие к тебе? – имел наглость поинтересоваться Матеуш, просыпав пепел своей сигареты на фото покойного Козловского. – Леговский должен был сразу отобрать у тебя найденные документы, а не позволять, чтобы ты их еще к себе домой привезла. Что бы это значило?
– Я тоже ломаю голову, – вежливо ответила я на колкость. – И думаю, невероятное доверие объясняется просто доверием к тебе, ведь я действую, так сказать, в качестве твоего полномочного представителя.
– Вот это меня и удивляет…
– Вместо того чтобы удивляться, взял бы да и спросил его прямо, ведь вы знакомы.
– Мы целую вечность не виделись. По разным причинам…
Всю дорогу из Болеславца в Варшаву мы с Мачеком обсуждали создавшуюся ситуацию, и теперь я воспользовалась случаем, чтобы представить Матеушу нашу точку зрения на происходящее.
– Сам подумай, на кого же ему еще опереться, как не на нас с Мачеком и на тебя, – стала рассуждать я. – Ведь мы уже доказали свою преданность делу и бескорыстие. В его же интересах проявить к нам максимальное доверие и информировать о том, чего мы пока еще не знаем.
– Может, ты и права. А что вы думаете обо всех этих убийствах?
– Наверняка дела закроют, ведь и сам убийца отдал концы.
– Вот именно, отдал. Не сам же, его тоже прикончили, значит, кое-кто жив. Не вы же с Мачеком это сделали? Разве что лесничий…
– Лесничий невиновен. Это Пшемыслав.
– Что?!
– Пшемыслав Дербач, то, что слышишь. Возможно, я принимаю желаемое за действительное, но очень подходящей представляется мне его кандидатура. Знаешь, все сходится…
Матеуш недоверчиво смотрел на меня:
– Ты шутишь? Это было бы слишком хорошо. Почему ты думаешь, что Пшемыслав?
– В лесу я его видела собственными глазами. Мелькнул за кустами, но узнать его я успела. Пшемыслав каратист. А до этого лесничий нам рассказывал, что там кто-то околачивался в лесу, тоже искал спрятанные Гоболой бумаги, причем сам так прятался, что даже Ментальскому ни разу не удалось его увидеть. Такое поведение тоже указывает на Пшемыслава – таинственность и действие исподтишка. Заметь, он не убил Ментальского, только связал его и оглушил, Козловский не стал бы так цацкаться с противником. Но почему ты так радуешься? Ничего Пшемыславу не сделают, представит справку о своей психической неполноценности, и его освободят, даже если арестуют.
Мои слова не произвели впечатления, Матеуш продолжал радоваться.
– Справка о психической неполноценности – это же очень хорошо. Это просто замечательно! Ты не представляешь, что это значит! Такой удар по противнику!
Только я навострила уши, чтобы узнать, чем же именно справка Пшемыслава так обрадовала Матеуша, как зазвонил телефон. Вечно он звонит не вовремя! Матеуш с разбегу уже собирался раскрыть мне тайну, пришлось повременить.
Звонил капитан Леговский. Свое доверие ко мне он ограничил во времени, получается, всего одно утро пользовалась я его доверием, потому как, убедившись, что я дома, сообщил о своем визите ко мне. Я сказала – у меня сейчас Матеуш, в глубине души надеясь, что это обстоятельство заставит капитана отложить визит. Напротив, Леговский явно обрадовался. Очень хорошо, сказал, вот сразу с нами обоими и поговорит.
Через десять минут он был уже у меня. Я с удивлением смотрела, как они с Матеушем обнимались при встрече. Хорошо хоть, не ударились в воспоминания детства! Капитан прибыл с большой охотничьей сумкой и для начала достал из нее некий красный предмет.
– Вам этот предмет знаком? – спросил он.
– Мой кошелек! – обрадовалась я. – Нашли? Я могу его взять? Знаете, я так к нему привыкла. Небось скажете – вещественное доказательство, останется в деле…
– Это действительно вещественное доказательство, но можете его забрать. Нам этот вещдок ни к чему.
Схватив драгоценный кошелек, я быстренько отнесла его в прихожую и спрятала в сумку, с глаз долой, а то еще капитан раздумает. Когда я вернулась в комнату с кофе для гостей, весь стол был завален документами Гоболы.
– Где же вы нашли кошелек? – поинтересовалась я.
Ответ был уклончивым:
– Кошелек – доказательство вашего соучастия в убийстве Козловского, – заявил капитан официальным до невозможности голосом. И когда я вытаращила на него глаза, тем же голосом пояснил: – Одного убийцы мне вполне достаточно. Я как-то не верю, что, когда тот убивал, вы держали жертву за руки.