— -спросил он встревоженно.
— Нет, а что, ты тоже?
— Да, связь нарушилась, а тут... Такое дело... Гатя не приехала на похороны.
— Чьи похороны?
— Своей матери. Она умерла.
— Езус-Мария, от чего?
— Инсульт, скончалась скоропостижно. Я телеграфировал Гате, оттягивал похороны, сколько мог. От Гати ни слуху ни духу. Не знаю, что и делать. Квартира их на мне, тут их вещи.
Я вспомнила, что вместе с Гатей выехал и Казик. Могу написать ему, узнать, что там с Гатей. Матеуш обрадовался и попросил скорее написать. Я успокоила его: если бы что с Гатей случилось, родных бы официально известили. Не померла же она там.
Матеуш что-то пробормотал, я не расслышала и попросила повторить.
— Я говорю — помереть-то, может, и не померла, а вот с кем-нибудь познакомиться могла...
Понятно. Я знала, что самой горячей, самой заветной мечтой Гати было выйти замуж. Уже больше десяти лет она из кожи лезла вон, лишь бы осуществить свою мечту, и все напрасно. Неудачи преследовали беднягу. Увлекающаяся и влюбчивая, она часто меняла предмет своих чувств и опять связывала с ним все надежды и устремления. Подруги не только успели повыходить замуж и завести детей, но и развестись, а у нее все не получалось. Мы с Матеушем понимали, что знакомство с человеком, сулящее брак, могло привести к самым непредвиденным последствиям. Может, она куда-нибудь уехала с этим человеком, может, вконец потеряла способность соображать. Да, надо написать Казику.
Месяца через два мы с Матеушем почти одновременно получили по письму. Казик, который тоже продлил свой контракт, сообщал, что Гатя действительно уезжала, но уже вернулась, о матери знает и сама объявится. Гатя в письме к Матеушу сообщала, что была в Австралии, сейчас приехать в Варшаву не может, да теперь и незачем, приедет, когда выйдет срок, а пока просит Матеуша пользоваться их квартирой, собрав в одну комнату их вещи.
— А в Сидней она ездила повидаться с братом, — пояснил Матеуш.
О Гатином брате Матеуш говорил неохотно, оно и понятно. С молодым человеком произошла очень неприятная история, и долгое время в Гати-ной семье избегали вообще упоминать об этом позорном пятне на фамильной чести. Окончив юридический институт и получив диплом, он самым подлым образом, подложив свинью своему старому профессору и старику-отцу, известному варшавскому адвокату, смылся за границу, никого не предупредив. Постранствовав по свету, он наконец осел в Австралии, и все удивлялись, что он может там делать со своим дипломом юриста, полученным в Польше. Правда, английский молодой человек знал отлично.
Впрочем, до Гатиного брата мне не было никакого дела, я индифферентно восприняла информацию Матеуша и сочла вопрос выясненным.
Прошло еще несколько месяцев, и тут Гатя объявилась собственной персоной, позвонив мне по телефону.
— Я приехала всего на неделю, —сказала она, —и у меня чертовски мало времени.
— Ну, как там? — поинтересовалась я.
— Ничего. Но Казику легче.
— Почему?
— Потому что он мужчина. Да нет, я не жалуюсь, арабы немного ко мне привыкли и перестали притворяться, что не слышат, когда я к ним обращаюсь.
— А раньше притворялись?
— А как ты думаешь? Исполнять поручения женщины — какой стыд для араба! Но я привыкла, все остальное прекрасно, словно в раю живешь. Слушай, я позвонила, чтобы спросить — не видела ли ты у меня «Цыганки»?
— Какой цыганки? О чем ты? Я могла с ней встретиться в твоей квартире?
— Да нет, не живой, портрет цыганки. Не встречался ли он тебе?
Я задумалась, честно пытаясь вспомнить. Квартира Гати была битком набита всевозможными предметами искусства — картинами, предметами старины, зеркалами в декоративных рамах, множеством фотографий.
Была ли среди них «Цыганка»?
— Алло, ты там не померла? — встревожилась Гатя. — Чего молчишь? У меня времени в обрез. Отвечай!
— Не торопи, я пытаюсь вспомнить.
— Вспомни, мое золотце, вспомни, прошу тебя! Мне так нужен этот портрет. Небольшой формат, масло.
— Небольшой?
— Да, немного больше A3.
— Нет, — отвечала я, подумав. — Ничего похожего мне на глаза не попадалось. А если даже и был, я не обратила внимания.
— И не слышала об этом портрете? Может, мама что-нибудь говорила?
— С твоей матерью я не общалась со времени твоего отъезда. У меня создалось впечатление, что я не очень ей нравилась.
— Ясное дело, не нравилась, — подтвердила Гатя с похвальной искренностью. — Но «Цыганку» ты могла видеть.
— Может, и могла, но не видела. А что, она пропала?
— Пропала, нигде не могу найти. Ну да ладно, ничего страшного. Мне очень некогда. Прощай!