– Они тебе не сказали? Просто предоставили тебе прибраться за ними в Мягкой Посадке, да? И тебя от этого корежит, не так ли, Лобсанг? Вездесущий, всеведущий бог Долгой Земли низведен детьми до мальчишки на побегушках.
Джошуа пришлось на нее шикнуть.
– Нет, пусть говорит, – возразил Лобсанг. – Она права. Для меня это было трудное время. Ты знаешь это так же хорошо, как и любой другой, Джошуа. Фактически это и есть причина, почему я позволил Агнес собрать вас всех.
Агнес застыла.
– О, так ты позволил? А я-то думала, что это была моя идея.
Лобсанг обвел их взглядом: Салли, Нельсона, Джошуа, Агнес, сестру Иоанну.
– Вы моя семья. Вот кем я вас всех считаю. И все же у вас есть собственные семьи, с которыми вы связаны. Ими нельзя пренебрегать. – Он повернулся к Нельсону: – Мой друг, ты тоже не так одинок, как думал.
Нельсон воспринял этот намек скорее заинтересованно, чем оскорбленно.
– Ходячее пособие по загадкам. Типичный Лобсанг!
– Я не собирался темнить. Если ты просто вспомнишь нашу поездку в Новую Зеландию…
Раздраженная тем, что ее лишили внимания, Агнес резко оборвала:
– Лобсанг, если ты хочешь что-то сказать, переходи к сути.
Лобсанг ссутулился, опустив плечи. Джошуа он вдруг показался непостижимо старым. Старым и уставшим.
– Йеллоустон и крушение Базовой тяжело ударили по мне. Я проник в Долгую Землю, мои итерации разбросаны по Солнечной системе, но моим центром тяжести всегда была Базовая Земля. Сейчас Базовая сильно изранена. И, следовательно, я тоже.
Он прижал к вискам большие пальцы.
– Иногда я чувствую себя неполным. Как будто я теряю воспоминания, а потом теряю память об этой потере… Йеллоустон был для меня как лоботомия. С тех пор у меня появились сомнения. Я говорил тебе, Джошуа. У меня появилось странное ощущение, будто я вспомнил свои предыдущие реинкарнации. Но в тибетской традиции это не считается нормальным. Если моя реинкарнация полностью удачна, я должен был утратить воспоминания о прошлых жизнях. Значит, эта реинкарнация несовершенна. Или…
Он взглянул на Агнес.
– Возможно, существует более простое объяснение. Я же не более чем порождение электрических импульсов в гелевых хранилищах данных Корпорации Блэка. Возможно, меня взломали. А потом пришли Следующие с их вердиктом. До этого я воображал себя – да, Салли! – вездесущим, всеведущим. Почему бы и нет? Все компьютерные системы человечества, все системы связи полностью интегрированы в одно-единственное существо – в меня. И я вечно буду баюкать вас в тепле и безопасности.
Салли фыркнула.
– Целая вечность в подчинении? Нет, спасибо.
Он печально посмотрел на нее.
– И что же я? Без своей мечты я ничто.
Он осторожно поставил чашку.
Этот скромный жест явно встревожил Агнес.
– Ты о чем, Лобсанг? Что ты задумал?
Он улыбнулся.
– Дорогая Агнес. Ты знаешь, это будет не больно. Я просто…
Он застыл. Просто замер на середине жеста, на полуслове.
– Лобсанг? – закричала Агнес. – Лобсанг!
Джошуа бросился к нему вместе с Агнес. Взял Лобсанга за плечи, а Агнес растирала его руки, его лицо. «Синтетические руки на синтетических щеках», – подумал Джошуа, и все же чувства не могли быть более настоящими.
Голова Лобсанга повернулась – только голова, как кукла чревовещателя, – сначала к Джошуа.
– Джошуа, я всегда был твоим другом.
– Я знаю…
Лобсанг посмотрел на Агнес и прошептал:
– Не бойся, Агнес. Это не смерть. Это не смерть…
Его лицо обмякло.
Мгновение царила тишина.
Затем Джошуа осознал изменения на заднем плане, негромкие, обыденные звуки Приюта – гудение невидимых механизмов, вентиляторов и насосов – затихали. Все приборы прекращали работать. Выглянув в окно, он увидел, как вспыхнул и погас огонек в здании напротив. Потом потемнел целый квартал. Где-то зазвучал сигнал тревоги.
Агнес схватила Лобсанга за плечи и потрясла.
– Лобсанг! Лобсанг! Что ты наделал? Куда ты делся? Лобсанг, сукин сын!
Салли рассмеялась, встала и перешла.
Конечно, даже Лобсанг не знал всего. Некоторые тайны особой природы Джошуа были, оказывается, скрыты не в переходах Долгой Земли, а в глубоком прошлом. Тайны, которые начали закручиваться еще в марте 1848 года в Лондоне, на Базовой Земле.
Аплодисменты были оглушительными, Великий Элюзиво слышал их, спускаясь по лестнице к служебному выходу театра Виктории. В ушах еще звенело от гомона на трехпенсовой галерке, а его уже ошеломили вид и звуки Нью-Ката: витрины магазинов, прилавки, оживленное движение, уличные представления, нищие мальчишки-акробаты, которые кувыркались за гроши. И, конечно, как всегда, здесь были люди, поджидающие Луи снаружи, в вечерней темноте Ламбета. Даже юные леди. Хорошо, если юные леди.