- Что у вас, яманарот, за разведчики дырявые! - сплевывает Слон. - Второе снайперское гнездо на пятом этаже проморгали.
Среди гостей шухер и замешательство.
- Так не стреляли же ни разу, - вяло оправдывается кто-то.
- Не стреляли потому, что вас, дебилов, ждали, - веско поясняет Слон. На самом деле, по гнезду уже отработали из пулемета с той стороны, по нашей персональной просьбе, и там пусто. Но бдительность, как говорил дедушка Ленин, следует крепить. Учиться, учиться и еще раз учиться - архиважно!
Осталось проверить первое гнездо на девятом этаже. Ну, или то, что от него осталось. Топочем ботами по заваленной обломками лестнице. К счастью, в обрушенных коридорах и разбитых квартирах - никого. Сбежали жильцы заблаговременно. Ну, а кто бы не сбежал в такой ситуации? Минометные обстрелы, ракеты, гранатометы, пулеметы, а напоследок - вишенкой на торте - еще и танковая атака. Повезло хоть, что авиации не было. Кончилась у противника авиация.
Девятый этаж превращен в крошево, в котором время от времени видны какие-то узелки и тряпочки. То ли ошметки снайпера, то ли остатки его лежки. Ага! Историк, покраснев от натуги, вытаскивает что-то из-за груды камней. Остатки винтовки - незнакомый силуэт, что-то буржуйское наверняка. Под ногами шуршит пыльная бумага - снайперский журнал. В общем, если тут кто и был, то больше нет. Остался чужой снайпер в этих камнях навсегда или уполз своими ногами, безоружный и деморализованный - уже не столь важно. Возвращаемся.
Снаружи неожиданно тихо. Как-то привык я за последние дни к стрельбе, дальней или близкой, к оглушающему буханью танка под боком, к натужному свисту двигателей "шестьдесятчетверок", плотному частому пулеметному огню, мерным ударам "градов"... Ко всему-то подлец-человек привыкает - прав был классик.
На обратном пути - десантники предложили подбросить, но мы дочапали до точки сбора пешком - произошло еще две неожиданные встречи. Первая - почти у самой многоэтажки, когда нашу дружную компанию, сосредоточенно продирающуюся сквозь завалы из черепицы, глины и кирпичей, которые раньше были обычными сельскими домами, остановил тихий старческий голос:
- Молодые люди... прошу вас, не наступайте вот сюда...
Старику было уже лет восемьдесят, наверное, и несмотря на хороший минус, он был одет всего-то в старый пиджак и советские, наверное, еще брюки. А то место, куда он просил не наступать, ничем, на первый взгляд, не отличалось от всех прочих - тоже какие-то непонятные ошметки, клочки шерсти, что-то липкое...
- Тут мою собачку убило, - дед не походил на безумного, но спокойно смотрел на нас, холодный ветер зло трепал редкие седые волосы. - А до этого своротило крышу на хате, ракетой, наверное. Пристройку еще разметало, прямым попаданием. Но дом - дело наживное, да. А вот Жучку мою очень жалко. Как жена померла, третий год, только одна она у меня и осталась. А эти... фашисты ее пристрелили. Она лаяла очень, бросалась... наверно, поэтому...
Старику нужно было выговориться. Ребята останавливались один за другим. Не знаю, как им - мне было жутковато. Когда ты солдат - все воспринимается немного иначе. А каково было им, брошенным, преданным, оставленным всеми посреди бомбардировок и обстрелов? Как они пережили все это?
- Вон там, - старик неопределенно махнул рукой вбок, - там еще кошечки лежат. Не мои, одна соседская, другая приблудная. Их тоже... эти. Ну, что им кошки-то сделали? Ну, собака хотя бы понятно, а эти-то - зачем? За что?
- Я не знаю, - хрипло выдавил я. В глазах почему-то стояли слезы.
- Вы же, ребятки, вы же не уйдете теперь? Мы пропадем без вас. Вы же не дадите вернуться... этим?
И что, спрашивается, мы могли ответить?
А уже почти у выхода на магистраль из очередных развалин, бывших когда-то чьим-то домом, вдруг вышла бабушка - божий одуванчик. Сгорбленная, маленькая, сморщенная вся, на голове косынка какая-то, скрученная, как тюрбан. Но вышла сама, без палки.
- Сынки, уж извините старуху... у вас хлебушка не найдется?
Вещмешки полетели на землю, только откуда у нас сухпаи, по плану же была короткая операция, так что просто отдали то, что нашли по карманам - галеты, сухари, обрезок колбасы, еще шоколад у кого-то был. Бабушка степенно собрала все в платок, а потом, не выдержав, заплакала.
- Деточки, спасибо вам... Храни вас господь! Я если дойду, вам свечку в церкве за здравие поставлю. Церква у нас пока что ничего, стоит. Не разбомбили.
А потом посмотрела мне прямо в глаза ясным стариковским взглядом.