В итальянском ресторанчике "Ла Стацьоне", единственном на весь Роанапур, тоже тишина и безлюдность. Длинный и широкий зал с десятками столов под темно-малиновыми скатертями, тяжелые парчовые портьеры, везде темное дерево и немного золота - итальянцы любят шикануть - сейчас был совершенно пуст, ни единой живой души. По вечерам здесь веселилась диаспора, скучая по родным Неаполю и Палермо, а также отдыхал душой дон Ронни по кличке "Челюсти", смотря за происходящим от лица соотечественников из "каморры". Словом, заведение это было уважаемое, не из простых. И охранялось, конечно, тоже тщательно, по высшему разряду.
Впрочем, высокий седоватый человек с перевязанной рукой оценил подготовку четырех мрачных парней с револьверами под мышкой, лежащих сейчас неподвижными мешками под барной стойкой, как недостаточную.
- Я хочу рассказать тебе одну историю, - сказал он задумчиво. Дон Ронни, накрепко привязанный с стулу, с кляпом в разинутом рту, бешено вращал глазами, но сделать ничего не мог. Личная охрана дона, два по-собачьи преданных ему головореза, Гвидо и Пепе, валялись в коридоре, ведущем в маленькую кухоньку как раз за главным залом.
- Давно это было, - продолжил высокий человек Хайнрих Вайтхенер, медленно ступая по комнате и слегка прихрамывая. - Я тогда еще служил в бундесвере, в экспедиционном корпусе, направленном в Афганистан, и не ждал от судьбы никаких поганых сюрпризов. Так вот, отправили нас однажды в одну деревню на зачистку... то есть, это мы думали, что там уже никаких талибов и прочего отребья давно нет, а есть только разрозненное сопротивление, которое нужно подавить. Это оказалось не так, мерзавцев в чалмах и с "калашниковыми" оказалось более, чем достаточно. Отсюда, кстати, мораль - никогда не верь американцам, они не врут только самим себе. Да и то не уверен.
Дон Ронни протяжно застонал. Мимо по улице со звоном прокатил велосипед.
- Словом, мы уперлись в классический позиционный тупик, - пояснил высокий человек. - Они не могли выбить нас из деревушки, потому что мы уже зашли и закрепились, а мы не могли продвинуться вперед без поддержки артиллерии или авиации. Но только у бундесвера нет авиации, таково было условие нашей работы в Афганистане. Всем, что летает, распоряжались всегда только янки. Вот еще один урок - какими бы теплыми друзьями вы ни были с американцами, все самое лучшее они оставляют для себя.
Высокий человек несколько секунд помолчал. На кухне зашкворчала сгорающим маслом плита, запахло паленым.
- И вот как раз в тот момент, когда наш командир начал соображать, что делать дальше - запрашивать артиллерийский удар или тихо отходить, эти дикари пошли в атаку. Открыто, не таясь, потрясая своими автоматами, в развевающихся накидках... Что с них взять, впрочем. Это было абсолютно неожиданно, и в какой-то момент мы почти дрогнули. А ответа из объединенного штаба все не было. Американцы очень не любят помогать тем, кто не сможет потом оплатить их помощь.
Человек почесал кончик носа стволом пистолета.
- Мы отбились, конечно, - сообщил он очевидное. - Экспедиционный корпус, самые подготовленные солдаты... Естественно, отбились. Самое интересное было дальше, после прибытия на базу. Штабные подсуетились, и пригласили журналистов, одного или двух, кто нашелся поблизости - для оперативного интервью у героических солдат, защищающих интересы Германии в этой богом забытой дыре. И вот тут-то и произошел... инцидент.
Дон Ронни что-то неразборчиво провыл в мокрый кляп. Высокий человек отмахнулся от него, как от мухи.
- Мы идем по "коридору безопасности", от транспорта, до ворот базы, там никому не разрешается быть из гражданских... - никому! - рявкнул внезапно человек. - Двадцать минут назад закончился бой, мы все еще... не совсем адекватны. Блещут вспышки фотоаппарата, мы едва переставляем ноги. И вдруг, откуда не возьмись, в "коридор" прорывается какой-то афганец, из "дружественных", и несется к нам, вопя что-то о дочери, погибшей сегодня от американского авианалета в своей деревне. Какое отношение мы имеем к американским операциям? Ни малейшего, конечно, но этому идиоту не объяснишь. Его пытаются задержать, но куда там. Он подбегает к нам... и тогда Ади, мой сержант, не сдерживается, и четко влепляет ему прикладом в лоб. И все это на глазах у журналистов, под камеры и фотографии.
Человек взмахнул руками, как бы в удивлении, и покачал головой.