С Ленкой было все иначе, она притаилась на самой корме и, кажется, вообще не обращала внимание на происходящее, подставив лицо Луне - слабые блики, дотягивающиеся до нее, каким-то образом отражались и с мелодичным звоном разлетались вокруг, вращаясь острыми иззубренными краями. Думаю, двухсантиметровую закаленную сталь вражьего катера они вполне могли бы прорезать.
А вот Славя, как обычно, решила заняться гуманизмом - ее прекрасные косы трепал непонятно откуда взявшийся ураганный ветер, закручивая их в венки и превращая порой в диковинных змей. Ветер поднимал за кормой волны, которые, начинаясь с безобидных метровых малышей, уже через несколько десятков метров превращались в грозные валы, бороться с которыми не смог бы и средних размеров корабль.
Ну, а я буквально чувствовал, как остренькие призмочки ЛСД заставляют кровь в мозгу кипеть - голова по температуре, похоже, была близка к раскаленному чайнику, и даже ледяной окружающий воздух не помогал сбросить пар. Почему ледяной, ведь вокруг была тропическая ночь? Впрочем, неважно - девчонки создавали отличную отвлекающую завесу, на которую должна была отвлечься погоня. А если в кого-то из них снова угодила бы пуля - что ж, этот риск следовало принять как неизбежный. Я играл гамбитно. Я был готов.
Мы все были готовы.
- Из-за острова на стрежень! - Это было условным сигналом - и означало, что я имею визуальный контакт с выплывающими из тьмы вражьими расписными челнами. На самом деле чисто визуального контакта у меня все еще не было - зато был гравитационный и сонарный. Иными словами, я улавливал изменения в массе и нехарактерное преломление звуковых частот, означающее появление поблизости неизвестного движущегося средства. Скорее всего, это был командирский катер. Флагман, несущий на себе как минимум Билли-Уэйда, того самого нервного типа, что выстрелом в глаз убил Мику. Убил мою Мику.
Никакой злости я больше не ощущал - это больше было похоже на азарт охотника, трезвый, просчитанный, как если бы вы неслись на огромном внедорожнике по проселочной грунтовке, а от вас со всех ног улепетывал поджарый инвалид на горбатом "запорожце". Инвалид, правда, не знал еще, что давно превратился в жертву, он отчего-то был уверен, что ведет успешное преследование. Но это заблуждение я ему готов был разъяснить предметно.
Реальность плыла и смазывалась - контуры предметов рябили, как воздух над асфальтом при жаре. Это не страшно, это так и должно быть - окружающая среда менялась слишком интенсивно и разнопланово - мы как-то не особо договорились с девчонками, кто и как будет делать. Интересно, как все это выглядит со стороны? Может, наш катер прямо сейчас превращается в испанскую каравеллу шестнадцатого века? А вдруг у него вырастают длинные паучьи ноги в духе Сальвадора нашего Дали - чтобы легче было по морю ходить? А то еще гиперионный двигатель под кормой образуется, для межзвездных перелетов. Фантазия у нас богатая, особенно если ее не сковывать дурацкими морально-этическими запретами.
Черт, я что, все это вслух говорю? Не может быть... Да, точно вслух - то-то на меня так странно посматривают уже. Кто посматривает? Да вот эти звезды, которые проносятся по небу мимо, такие огромные и прекрасные. Довольно неодобрительно косятся, как мне кажется. Вероятно, не обманывал тот парень у "Ла Стацьоне", лизергиновая кислота и впрямь жестокая вещь. Хочется глупости говорить и гладить подвернувшихся не вовремя девушек по головкам, не боясь, что руку откусят... Хотя девчонки как раз попадались все больше вовремя, но поодиночке, а это не то, совсем не то... хм. Нужно как-нибудь их собрать и провести разъяснительную беседу.
Собственно говоря, нет и необходимости собирать, все уже здесь, и все меня слушают. Особенно, если я захочу. А я хочу.
- А почему бы всем нам, ребята, не послушать какие-нибудь приличные стихи? - спросил я у окружающего безумия. - Возможно, это положительно скажется на окружающем мире и поможет преследующим нас злодеям осознать и раскаяться. Не то, чтобы им это помогло и спасло от грядущей печальной судьбы, но все-таки... Надо бы вспомнить что-нибудь эдакое, подходящее к случаю.... А!
Я растопырил руки, обнимая холодные вихри, вращающиеся вокруг катера, принимая их внутрь себя, сливаясь с ними и становясь одним неразрывным целым:
По бортам двенадцать пушек;
С вольным ветром все ветрила