От воспоминаний отвлёк стук в дверь. Я, чисто на всякий случай снимая с предохранителя лежавший у меня на коленях помповик, отозвался:
— Заходи, не заперто.
И тишина. Со вздохом поставив банку с остатками консервы поближе к мышу, вешаю флягу на пояс и, встав из-за стола, следую к двери. Открываю, включаю налобный фонарик. Никого. Выхожу, осматриваюсь. Без изменений. Сплюнув, решаю было приписать этот стук ветке, как вдруг дверь за моей спиной захлопывается. Наскоро пробормотав какую-то нецензурную конструкцию, разворачиваюсь ко входу и толкаю дверь. Что за чертовщина? Почему печка не горит, внутри никого, да и… что-что-что?.. будто бы пространства стало больше. Верующим себя никогда не считал, но по давней привычке осеняю себя крестным знамением и грустно констатирую:
— Допился.
Что бы сделал разумный человек? Убрался бы подальше, на всякий случай чуть осмотрев бы столь сильно изменившийся интерьер. А моя тяга к неизведанному и разным событиям пересилила разумное. Посему я тут же, хохотнув и зачем-то показав в дверной проём кукиш, произношу:
— Да ну, ерунда какая-то, всего-то семь глотков, — и без тени сомнения перешагиваю порог.
Тёмный лес чудес
Хвала той загадочной хтони, которая вот так взяла и надругалась над пространственным континуумом, что лавку, под которую я рюкзак сгрузил, оставила в разросшемся помещении. Как и рюкзак. Подхватываю его с пола, продеваю руки в лямки, подтягиваю ремни, при этом не забывая осматриваться. Конус света от налобника выхватывает всё те же брёвна стен по правую и левую руки от входа. А вот третьей нет. Будто её соседки взяли и вытянулись в длинный коридор, конца которому, кстати, не видать.
И тени сомнения не закрадывается, я этот феномен обязательно исследую, я сюда не за рюкзаком вернулся! Да и обратной дороги… хм… нет. Вот просто была дверь, а теперь голая стена позади. Нет, при должной сноровке расковырять её можно, хороший фискарсовский топор я всегда с собой беру, но и желания нет, и выказывать неуважение неведомой силе, способной нарушать законы физики, своим поведением не хотелось. Загоняю патрон в патронник, досылаю в магазин ещё один. Знать бы ещё, кто встретится, если в этого кого-то стрелять придётся. Пули были бы надёжнее, а у меня наготове одна картечь. Ну да ладно, прорвёмся. Делаю было шаг вперёд, как откуда-то снизу и чуть со стороны раздаётся негромкий подростковый голос:
— Подожди, добрый человек, возьми меня с собой!
В белом свете фонарика кроме давешнего мыша никого. А тот на задних лапках стоит и натурально передними над головой машет, словно внимание моё привлечь хочет. Одну из двух: либо у меня крыша едет, либо…
— Возьми, — тем же самым голосом вещает мыш, — один сгинешь.
Хмыкнув, опускаюсь на одно колено и протягиваю мышу ладонь. Тот, взобравшись, продолжает:
— Я был когда-то человеком, да не простым — отец мой, могучий король-волшебник, правил королевством. Но беда пришла год назад. Огнём и мечом прошлась по нашим землям злая восточная колдунья. Людей её войско побило без счёту, города волшебным пламенем пожгло, а бедного отца моего она сковала цепями и в темницу заточила. Сам я мышкой обернулся, так и спасся — не нашла она…
— Так, — я, поднявшись, прерываю обрушившийся на меня поток словоблудия, — ваше высочество, простите, что перебиваю, но это вы избушку вот в это безобразие превратили?
— А, кхм… — наследный мыш, как я его окрестил для себя, смутился и пробормотал. — Ну, откровенно говоря, да, силу и доброту в тебе почувствовал, вот и…
Вздыхаю и продолжаю спрашивать:
— То есть, я вот прямо сейчас должен пойти и набить морду какой-то колдунье? Колдунье, у которой, как вы изволили сказать, есть целое войско, которому хватало сил разорить королевство, устроить геноцид местного населения и, самое, прошу заметить, важное, пленить могущественного волшебника? Я ничего не упустил?
Мой собеседник, не то сбитый с толку словом «геноцид», не то просто сопоставивший все вводные, в ответ лишь бормочет: