— Как видите, я бросил кристалл квасцов и первыми стали осаждаться квасцы, следом — купорос и последними выпали кристаллы соли. Но если я брошу кристалл купороса, кристаллизация начнётся с купороса.
Он тут же продемонстрировал это на опыте и обратил наше внимание на то, что поменялась вся последовательность: после синих кристаллов стали осаждаться белые друзы, а уже на них кристаллизовались квасцы.
— Теперь обратите внимание на два очень важных момента: во-первых, явления трансмутации чаще всего происходят на границе фаз. И, во-вторых, процесс кристаллизации всегда индивидуален. Состав раствора и затравки задают общие законы, по которым развивается процесс, но полный результат всегда индивидуален. Как в приведённом примере: если бросить кристалл купороса, то ядро друзы будет состоять из кристаллов купороса, следующий слой — соль и так далее. Но всё остальное: размер и форма друзы, размеры кристаллов, её составляющих, их точный состав, вам не подвластны…
На этом я проснулся. Два Че пошевелилась рядом со мной и обиженно заявила:
— Ну! Такой интересный сон! Я там спросить хотела, а ты разбудил!
И тут меня словно подбросило:
— Что за сон? Лекция по химии?
— По алхимии… А ты что, тоже?…
— Ага. Читал какой-то фон…
— Какой-то фон?! Ну ты и неуч! Тоже мне, маг, называется! Сам Альберт Великий! Ему первому удалось сделать философский камень!
Я уселся на кровати, тупо глядя перед собой. Алиса села рядом.
— Получается… мы видели один и тот же сон? — спросила она.
— Мы были в одном и том же сне. Вернее, нам показали один и тот же сон… вернее…
— Я поняла. Но почему? Зачем? Какое мы имеем отношение к трансмутациям?
— Не трансмутация. Перенасыщенный раствор. Мы создали такой раствор. Зародыш… не зародыш… среда в которой может возникнуть новый мир. Со своим прошлым и будущим. Теперь надо начать процесс.
Алиса кивнула:
— Бросить затравку…
Сказав это, она зажала себе рот руками и посмотрела на меня с ужасом. Я же только кивнул и подтвердил её мысль:
— Мы и есть эта затравка.
— А может… — начала она, но я только покачал на это головой:
— Мы можем сидеть тут и ждать, пока мир не начнёт формироваться сам. Но куда нас вынесет этой кристаллизацией? Если же мы начнём с себя, то мир, по крайней мере мир вокруг нас, сложится в соответствии с тем, что мы любим, во что верим, на что надеемся. Что лучше? Для нас.
Я сказал это и внутренне похолодел. Перед глазами встал тот самый автобус, который в конце каждого рута той самой игры увозил главного героя в его пустую одинокую квартирку. Алиса ткнула меня в бок:
— Ты чего? Опять белочка? И вообще, я только хотела сказать: может домой позвонить? По хорошему-то надо бы! — закончила она с изрядной долей ехидства.
— Надо! — выдохнул я с облегчением. И мы побежали звонить. В этот день мы, впервые за время нашего затворничества, пренебрегли зарядкой.
Действительно, в административном корпусе обнаружились и обычный телефон (в кабинете директора), и междугородный автомат за 15 копеек в минуту, столь обычный для советских санаториев, пансионатов и пионерских лагерей. Последний — в комнатке с отдельным входом и, по причине мелкости Совёнка, в единственном экземпляре. И как это мы их раньше не замечали? Впрочем, вопрос безсмысленный: не было их, вот и не замечали. Гораздо более неприятным было то, что оба не работали.
— И что делать? — задала очевидный вопрос Алиса.
И тут меня осенило:
— Если ничего не помогает, прочтите наконец инструкцию.
— Какую?
— Инструкцию для дежурных, естественно! Мы же в неё так ни разу и не заглянули.
Алиса задумалась на секунду:
— Может ты и прав… Но сначала — завтракать! Мы и так сегодня зарядку не делали, ещё не хватало из-за этого не позавтракать!
В инструкции ничего особо ценного не обнаружилось, но её чтение породило мысль о том, что на выходе из вневременья не хило бы замаскировать следы своей бурной деятельности. Однако и это не заняло много времени: по факту мы с Алисой люди взрослые и в разнос не пошли. Разве что удосужились наконец вернуть так и не початую бутылку водки в медпункт и проследили, чтобы кассеты, которые мы заимствовали в кабинете директора лагеря, снова стояли на своих местах. Зато вместе с инструкцией обнаружился ещё один интереснейший документ: заявление в местный телефонный узел и приколотая к нему записка:
"Семён!
Съезди в райцентр, отдай в телефонный узел. Уже месяц сидим без связи!.
О. Д."
Ну да, прям такое доверие простому пионеру, пусть даже из старшего отряда… Прям покруче чем послать за Шуриком. Впрочем, о чём это я? Это либо старшие товарищи по Ложе помогают, либо так реализуется мой заказ на выход в свет. А мне страшно. Я-то помню, чем в игре заканчивается каждый выезд игрового Семёна из "Совёнка". Алиса чувствует моё состояние, поэтому усаживает за один из столиков и заставляет рассказать всё. Впрочем, меня и заставлять не надо. Я рассказал ей про игру, сценарий которой мы здесь отыгрываем… А может, сделанную по образцу этого "Совёнка"? Про то, как заканчивается эта игра и герой в конце концов остаётся в своей одинокой квартире.
— Плохо тебе там было, — констатировала Алиса.
Я кивнул:
— Это в 25 быть холостяком понтово. А в 40 это уже тоскливо и безнадёжно. У друзей идёт жизнь, они рассказывают как их дети идут в школу, потом в институт… А ты словно застрял в этих своих 25. Выпал из времени. Вот только годы идут и ты стареешь…
Алиса молча пожимает мне руку и от этого мне становится теплее. Мы сидим какое-то время в тишине и она наконец выдвигает предложение:
— Поехали в райцентр вместе.
Я только вздыхаю:
— В игре герои всегда уезжали парой.
— Тогда оставайся. В конце концов мир…
— Мы это уже обсуждали. Если мы хотим жить долго и счастливо, мы должны сами собрать мир вокруг себя.
Она посмотрела на мня долгим задумчивым взглядом и сказала:
— Тогда вспомни про картошку с тушёнкой. По вере твоей и получать будешь. И буде у тебя веры хоть с горчичное зерно…
— …мир соберётся таким, как должно. По крайней мере в той части, что касается нас, — закончил я.
— А я буду ждать и верить. Что ты придёшь. Именно ты, а не какая-то копия…
— Именно в этот "Совёнок", а не в какой-то его вариант…
— Именно ко мне… — закончила она едва слышно.
Мы так и сидели, взявшись за руки, не знаю сколько.
Однако ни в этот день, ни на следующий я никуда не пошёл. И на следующий тоже, хотя в душе и нарастало чувство, что пора. Алиса, умница такая, тонко подметила одно толстое обстоятельство: надо бы нам двоим, таким вот вершителям судеб мира, и о своей судьбе позаботиться. А конкретно, чтобы родители нас не разогнали по углам, как только узнают о наших отношениях. Я-то этот момент напрочь упустил. Привык уже быть взрослым и самостоятельным, а здесь снова приходится впрягаться в детскую лямку, когда на каждый шаг нужно разрешения спрашивать. Я разрисовал себе целую историю: типа, папа мой поехал в загранкомандировку на пару лет, куда-нибудь далеко (ну пусть будет в братский Вьетнам), а мама летит к нему, тоже в командировку, тоже надолго и вернётся уже вместе с ним (и нефиг им разводится!). А я остаюсь с бабушкой и дедушкой (и нефиг ему умирать раньше времени, мало он мне успел рассказать, мало, да и вменяемый старший в ближайшем окружении мне завсегда пригодится). Поэтому-то меня и загнали в лагерь на всё лето. Чтоб и стариков слишком не напрягать, пока я на вольном выпасе. А улетает мама вот как раз на завтра утром от того дня, когда я в райцентр поеду. Чтоб успеть с ней поговорить, но не более.
А Алиса хитро улыбнулась и сказала, что достаточно задать граничные условия, как мы вместе встречаем наших предков на вокзале в Москве. И все довольны. И вообще, со своими она завсегда договорится. Ну пусть так. Я не стал влезать в её семейные дела.
Однако и этого оказалось мало. Что-то меня не пускало. Ворота и дверь в проходной лагеря тупо не открывались. Можно, конечно, перелезть через забор или пролезть в дыру на тропинке в старый лагерь, но было очевидно, что это не выход.