— Теперь, майн друг, нам нужно дальше продвигаться. Подбросим пару дров в горнило адаптаций!
Лин обошёл стол, подойдя к следующей двери. Эрик последовал за Краусом.
— Кажется, мне уже лучше. Начинаю привыкать ко всему этому. Но всё равно не могу поверить. Очень странный сон.
В ответ скелет лишь постучал зубами, повернул вентиль, отворил дверь и зашёл внутрь вместе с парнем. Очередной тамбур, сразу переходящий без каких-то прочих перегородок в основное помещение нового вагона.
Длинный коридор, примерно три этажа высоты, а шириной метра в четыре. Стены из тёмного дерева, хаотично покрытые металлическими костями, на которых цвели необыкновенные цветы, своими бутонами пережёвывающие чутью-то плоть Ряды светильников с горящими свечами парили под самым потолком, до которого около восьми метров. На полу постелены гобелены с изображением масштабной битвы рыцарей. Арочные окна прикрыты тёмно-бардовыми занавесами, исписанными фантастическими узорами из золотой нити. Но они были занавешены не до конца, и в небольшую щель между ними всё же виднелось происходящее за окном: бескрайние ночные леса, чьи деревья взмывали до небес, на которых ярко светило несколько лун, и каждая разного размера.
И самое удивительное, так это едва слышимое пение на манеру оперному. Чей-то тонкий, будто детский голосок мягко пел, сильно растягивая слова, воздействуя успокаивающе. Эрик глянул наверх, выискивая источник голоса, и увидел только двухголовую статую, распятую в форме звезды на потолке.
Парень чувствовал себя странно и некомфортно среди этой архитектуры и интерьера, сочетающегося в себе мрак и романтичность, жуть и фантастичность. Ведь именно так можно описать данный вагон с его стилистикой: прекрасные цветы и манящий голос пробивались сквозь смерть и разложение.
В течение всего времени, пока оба следовали по коридору, Эрик заглядывал в открытые комнатки, оказавшиеся пустыми, но явно подготовленными для будущих гостей.
— Что же это за поезд такой?
— О! Я погляжу на ваши веки — они отныне страху не подвластны. Ответ на ваш вопрос? Вы будете несчастны.
— Это не то, что я ожидал услышать… — неуверенно ответил он. — Вы будто уходите от ответа, — слегка возмутился Эрик, одновременно замечая, как мрачные пейзажи за окном уже не проносятся так быстро.
Лин вдруг спохватился:
— О, следующая станция ревёт своим присутствием ближайшим! Посмею извиниться перед вами поклоном я нижайшим. Извольте простить, но пассажиров майн работа требует впустить! А после мы продолжим наш путь. Я вам обещаю! Но встречу сперва эту лютую стаю…
— Станция? Следующая? Неужели поезд движется? Я даже не чувствую тряски. Значит, виды за окном — это не просто какие-то картины? — удивился Эрик.
Он вспомнил, как поезд прибывал на станцию. Как разрывал своим воплем тишину, как разламывал тяжестью вагонов рельсы. Но чтоб состав, когда Эрик оказался на нём, так незаметно двинулся и поехал — этого парень никак не мог ожидать. Он не слышал даже намёка на стук рельс, когда махина набирала ход.
Сейчас поезд мчался подозрительно тихо, если наблюдать изнутри, но очень быстро. Не было никакого намёка на звуки езды, да и вообще даже пылинка в вагоне не сдвинулась с места.
Краус положил руку на канат, свисающий с потолка.
— Позвольте, Эрик, находиться чуточку левее от меня. Мне так не хочется пол дня вас соскребать от чудного ковра, — он, стоя смирно, повернулся в сторону двери, видимо, готовясь её открыть.
Поезд остановился. Удивительно, Эрик даже не ощутил этого. Краус тем временем дёрнул за канат. Тяжёлые занавесы разом распахнулись в стороны, оставив окна неприкрытыми. Освещение интерьера метнулось на громоздкие, сделанные мозаикой, стёкла, осветив сквозь них перрон станции, где остановился состав.
Краем глаза парень выглянул из-за угла, желая увидеть тех, о ком говорил Лин. Зрелище оказалось мрачное. На платформе, стоя в ряд, выстроились дюжины существ: тощие, буквально дистрофические тела, покрытые чёрными волосами; ноги тонкие, длинные, а вместо ступней копыта в форме зубов; шеи вытянутые, мохнатые, как грива; а головы — голые черепа, блестящие, отполированные; и оленьи рога, растущие из висков, торчащие в стороны так широко, что можно усомниться, смогут ли эти нечто протиснуться в узкий проход.