— Но мы же сейчас точно не в обход пошли?
— Это сделаем в следующем вагоне. Сейчас мне нужно кое-что узнать у мадам Таселлири. Слышишь её?
— Пение? Это она? — прислушался Эрик.
— Вот, сейчас ещё и увидишь, — Готи уже начала открывать двери.
— Знаешь, а тут не так уж и ужасно. Сперва всё было похоже на какой-то кошмар, а теперь я вижу вполне шикарные… — не успел парень договорить, как увидел через открывшиеся двери содержание зала. — Что это, чёрт возьми, такое?
— Мадам Таселлири, — улыбнулась Готинейра.
Мягкое и медленное исполнение женским сопрано неизвестной оперы заполняло зал десятиметровой высоты; очень протяжённый, имеющий три этажа эмпор, предназначенных для перемещения здесь. С ряда сводов свисало подобие гигантской змеи, собранной из тысяч ярких лампочек. А почти по всей площади сто метровых по протяжённости апартаментов прямо в воздухе, как в невесомости, зависла толща мыльной пены. И в неё погружена исполинских размеров туша мадам Таселлири.
Она имела внушительный рост, примерно десять метров. А её чрезвычайно пышным формам позавидует даже самый откормленный хряк. Великанша, подвешенная на толстенных цепях, передвигающих женщину по комнате с помощью потолочных рельс, принимала ванну, погружённая в толщу зависшей, словно в невесомости, пены.
Оглушительный голос мадам Таселлири заставлял стекла в высоченных арочных окнах вибрировать, а частицы пены разлетаться по залу, оседая повсюду. Сама великанша плавала в своеобразной ванне с помощью цепей, переносящих по территории комнаты стотонную тушу.
Готи с Эриком вышли на эмпору, идя вдоль перил и наблюдая за необычным зрелищем. Девушка, остановившись, крикнула:
— Мадам Таселлири!
Оглушительное пение прекратилось.
— Что? Кто здесь? — звонким, хоть и слегка хрипловатым старушечьим голосом спросила великанша, высунув своё морщинистое, размером с автомобиль, лицо из пены.
— Это я — Готи!
— Кто-о-о? — непонимающе протянула обитательница вагона.
— Готинейра!
— А! Как давно я не видела тебя, солнышко моё! — заголосила Таселлири, хватаясь гигантскими ручищами за колонны и притягивая себя ближе к эмпорам. — Пришла навестить свою очаровательную тётю?! А кто этот красавец рядом с тобой?
— Она мне не тётя, — шепнула Эрику девушка, почти не шевеля губами. — Да, тётя, вы абсолютно правы! — теперь Готи обращалась к великанше.
— О, как это мило! И как же зовут твоего ухажёра?!
— Нет, я не про него! Я имела ввиду, что да, вы правы, я пришла вас навестить!
— Что? На… вестить? Примите моё почтение, Вестить! А я — Дельхария Таселлири!
— Нет, это — Эрик!
— Вестить Эрик?! Чудесно! — пропела Таселлири, сотрясая воздух хлопаньем в ладоши. — Так что ты, солнышко моё, хотела узнать?
— Мастер Орфей у себя? — прокричала Готи, наполненная надеждами на негативный ответ.
— Да, золотце моё, он сейчас там!
— Этого только не хватало… — она заметно разволновалась.
— Что случилось? — спросил у неё Эрик.
— Неважно. Главное не попасться ему на глаза. Спасибо, мадам Таселлири!
— Не за что! Приходи ко мне ещё, я угощу тебя новым сортом своего замечательного чая! — проголосила она, достав из пены кучу листьев, и бросила их в воздух.
— Хорошо, обязательно приду! До встречи! — поспешила попрощаться девушка, и сразу пошла с Эриком дальше, слушая, как великанша вновь начала петь.
Когда парочка дошла до конца вагона, то поспешила его покинуть, поскорее зайдя в смежное помещение — в тамбур.
— Что за Орфей? И почему так не хочешь попасться ему на глаза?
— Неприятный тип, — отмахнулась девушка. — Нам действительно не стоит с ним пересекаться, иначе мы здесь застрянем надолго. Ты-то точно.
Готинейра с Эриком прошли дальше, очутившись на балконе, в месте, очень похожим на покои мадам Таселлири. Но в этот раз огромный бальный зал, исполненный в смешанном стиле барокко и чего-то ещё. Белые, с детальной прорисовкой мышц, мраморные скульптуры, иногда обшитые по фигуре гобеленами, образовывали своим строем стены. Некоторые вытягивали руки, держа сияющие сферы, украшенные золотой оболочкой узоров. Другие статуи в определённых местах меняли своё положение, выстраивая телами форму и обрамление окон, состоящих из толстенных слоёв кварца.
Золотые части, изображающие фрактальные узоры из геометрических фигур, наложены поверх стен, но ближе к потолку и окнам. Серебряные трубы и дымчатые слои краски вырывались из ртов самых верхних скульптур, уходя в потолок, впиваясь в красочные потолочные росписи: сюрреалистические изображения бала и войны.