Первым делом Данияр попытался — совершенно автоматически, не думая — «вдохнуть жизнь» в остывающее тело, энергоинформационным ударом запустить сердце.
Это ему удалось.
Грудь штурмана свела судорога, сердце вздрогнуло, нехотя сократилось три раза… и с натугой, но заработало.
Лёгкие потребовали воздуха, рывком расширились.
К счастью, гости в рубке, захватившие экипаж, не обратили на это внимания: они разговаривали и посматривали на прозрачный пузырь потолка рубки, выпустив из виду положение нейтрализованных моряков. Штурман для них был убит и угрозы не представлял.
Преодолев сильную боль в груди (пуля пробила сердечную сумку, штурман всё равно был не жилец, даже если в эллинг сейчас примчалась бы бригада «Скорой помощи», и билось сердце только благодаря подпитке энергией Данияра), он оглядел помещение сквозь полуопущенные веки.
Капитан сидел в своём кресле, напоминающем лётное, опустив голову, и не двигался. Было неясно, жив ли он.
Гости в рубке — мощный качок азатской внешности и его спутница — занимали всё свободное пространство и были вооружены. Парень небрежно держал пистолет с насадкой бесшумного боя, девица опустила левую руку с таким же пистолетом к полу. Оба держались спокойно, это были профессионалы своего дела и могли открыть огонь в любой момент.
Поскольку ни один из них не застыл при прорыве Саблиных, можно было смело утверждать, что Данимир тоже промахнулся и теперь сидит незримой «пулей» в голове капитана.
Данияр попытался сосредоточиться, сформировать «штык» для прорыва в голову узкоглазой мускулистой девицы, стоявшей ближе, чем парень, но у него «закружилась голова». Поддерживающий энергопоток «души» Данимира истончился до комариного писка, сил для перехода в чужое тело просто не было. Не осталось сил даже для того, чтобы оставить труп и вернуться в голову Даныбая.
«Не паникуй!» — приказал он сам себе, обретая ледяное спокойствие. Ещё и не такое переживали.
Затем пришла другая мысль: может, и одиннадцатый Саблин переживает то же самое? Не может переселиться в корейца и поэтому не шевелится? В таком случае мы влипли!
Третья мысль напоминала пощёчину: ищи выход! Безвыходных ситуаций не бывает!
Труп штурмана ожил, пробитое пулей сердце заработало в полную силу, с трудом проталкивая загустевшую кровь по сосудам, и каждый толчок сопровождался такой болью в сердце, что мутилось сознание.
Кожа и мышцы начали чувствовать прикосновение одежды, неудобную позу, какие-то предметы вдавились в спину и в локоть, правая рука, подвёрнутая под тело, ощутила жёсткое ребро и холод металла. Через мгновение Данияр понял, что это такое: штурман схватился за пистолет, когда в рубке появились непрошеные гости, но ни вытащить, ни тем более выстрелить не успел.
Решение созрело за один удар сердца: появился шанс дорого отдать жизнь — свою собственную, если возникнет удобная ситуация.
И она возникла сама собой, помимо желания числопутешественника.
Капитан лодки вдруг шевельнулся.
Девица посмотрела на него внимательно, начала поднимать руку с пистолетом.
В дверцу люка неожиданно постучали.
Спецназовцы замерли, повернувшись к ней, готовые применить оружие.
Данияр начал просовывать руку штурмана к кобуре пистолета, взялся за рукоять.
Капитан снова шевельнулся.
— Пристрели его, — проговорила девица по-английски, — всё равно всё спишем на белросских шпионов.
Парень повернул голову к капитану, и Данияр наконец вырвал пистолет из-под себя, дважды спустив курок.
Пули «глока» попали боевику в плечо и в грудь, отбросили к креслу штурмана. Он упал, но не потерял живучести, снова начал поднимать пистолет, и Данияр выстрелил ещё раз.
На сей раз пуля вошла точно в переносицу азиата, превратив все его великолепные мышцы в кучу бесполезного мяса.
Девица в это время боролась с капитаном, ухитрившимся вскочить и перехватить её руку с пистолетом. Стрелять она не могла, но и капитану было неудобно провести приём, поэтому борьба шла на равных, пока Данияр не заставил тело штурмана встать и одним рывком свернуть шею девицы.
Она выпустила пистолет и перестала сопротивляться.
— Вот… су… ка! — в три слова выговорил капитан по-русски.
— Со… гла… сен! — так же в три слова охарактеризовал своё отношение к сказанному штурман.