Всё это, от вторжения и до исчезновения, заняло чуть больше десяти секунд. Поток амарантина тут же утих и спрятался где-то, откуда его было уже не достать. Существо повернуло свою голову к ней, протрещало и исчезло. В голове ещё раз пробежала мысль, что на одного человека стало меньше. И только Мия почувствовала, что сильные искрящиеся руки сомкнулись уже на её шее, одолела уверенность, что выбраться уже не выйдет. Люди рванули на помощь, начали что-то кричать Сандеру, искристому существу и друг другу. Всё опять переросло в настоящий гул. Она чувствовала тёплое давление на шее, но не могла коснуться душителя. На какие-то попытки применить аромат просто не хватало дыхания. В тающей картине настоящего Мия увидела, как к ней обернулся Сандер, что продолжал держать стену и никак не мог помочь.
Искристый подтянул её к себе и что было сил толкнул в сторону стены. Мия ясно ощущала, как затылок коснулся твёрдой поверхности. И только это произошло, её тело затрещало изнутри, превратилось в рокочущие искры, затем ярко вспыхнуло и куда-то пропало. После этого потухло и сознание. Последний образ, что оно успело унести с собой — истекающая кровью птица, что защищала своё гнездо.
Глава 17. Самость
В этой главе сердце не перестаёт, а начинает стучать.
— Что за чушь? — Тесс отскочила назад, к Глэдис, и ждала ответа на вопрос. — Почему вы ни слова не сказали про носителей? Сколько вы были в Мейярфе, а?!
Пракси хотелось ответить ей самыми гадкими ругательствами, но он сдерживался. Парень понимал, что часть вины лежит и на нём. Пусть не он лично прозевал это, пусть он поехал в Мейярф только чтобы помахать кулаками в случае опасности, но неприятное чувство безответственности всё же терзало его. Пока Пракси помогал оттеснить Вереск, в голове только и крутились мысли, что бы им ответить.
— Замолкни ты уже и соберись! — рыкнул парень в ответ. — Не знаю я ничего! Не знаю!
— Это рушит… рушит вообще всё, что мы придумали. Вообще всё!
Несмотря на распри, Тесс хорошо чувствовала, когда льду нужна помощь. Пока Пракси вовсю пытался обездвижить очередного болвана, ни одна деталь не оставалась без внимания. Что бы это ни было, на своём пути оно сталкивалось с одной и той же силой: горящие угли вяло падали на полпути до цели, осколки стекла были не в состоянии пробить кожу, а от мчащихся по асфальту ударных волн можно было запросто увернуться.
Тем временем бабочки перестали просто лишь оттягивать время. Теперь они врезались в недругов и жгли, жгли так сильно, будто состояли из кислоты. Боль была сильной и заставляла если не бежать, то дважды подумать, прежде чем лезть на рожон. Вокруг Глэдис их было так много, что как ни изворачивайся, близко подступить к ней не получалось.
Когда же трое из Вереска выбыли из игры, оставшиеся перешли в активное наступление. Они двигались навстречу, окружали, залезали на невысокие здания и пытались зайти с тыла. Трое их оппонентов стояли спина к спине и старались контролировать всё пространство.
— Вереск здесь! — в панике кричали одни дозорные. — Назад, назад! Дайте им место для сражения.
— Нет, дурни! Вперёд, помогайте, помогайте Вереску! — возражали другие.
Дисциплина дала трещину, и пока большая часть грастий оставалась в стороне, некоторые из них рванули вперёд. Те хотели отвлечь внимание на себя, пока Вереск не займёт позиции и не окружит. Самый быстрый из дозорных успел даже замахнуться, но до цели так и не добежал. Его остановил не лёд, не бабочки, а яблоко. Оно разбилось точно о голову караульного и разлетелось на части. Мужчина упал и схватился за лицо, а его товарищи остановились.
Яблоко прилетело из толпы неподалёку, что до сих пор казалась одной большой, но безобидной лужей. Под осуждающий гомон полетели не только яблоки: в расход пошли камушки, горшки, кружки, монетки и вообще всё, что попадалось под руку и могло лететь. Доселе осмелевшие грастии попятились, но толпа не прекращала: некоторые метили уж больно метко, чтобы дать грастиям уйти. Такие же красные яблоки попали по голове сначала одному, потом второму и третьему дозорному.
Самым действенным решением оказалась физическая сила. Мужчина из Вереска, чей аромат напоминал кучу управляемых стеклянных осколков, ринулся к толпе. Один из метающих яблоки пареньков в первых рядах не успел занести свою руку для очередного броска, как схлопотал размашистый удар по лицу. Когда он упал наземь, то выхватил ещё, затем ещё один. Толпы зашумела громче, но начала разбегаться и прятаться. Удар за ударом, пока кулак носителя не упёрся в лёд.
Юношу окутал холодный плед. Взгляд Пракси вцепился в человека, что крепко сжимал кулаки. Слепая месть закипала внутри вместе с неподконтрольной яростью. Сам себе он поклялся, что пока кто-то из них двоих не будет лежать с переломанными пальцами в груде стекла или льда — никаких компромиссов. Ни одной поблажки носителям, у которых поднялся кулак на тех, у кого нет аромата. Для Пракси это было равносильно ошеломительному удару из-под тишка по ребёнку, который вдвое меньше его самого и не ожидает этой подлости.
— Чернь! Только что ты переступил грань, паскуда! — парень бросился навстречу.
Пракси дал своему аромату карт-бланш: никаких переживаний о сломанных конечностях, обморожении или непредвиденных травмах. Они вошли в симбиоз, где носитель направляет лёд, а тот вершит волю своего хозяина. Его злили и глазеющие дозорные, и смотрящие на него как на добычу придурки из Вереска, но ярость лишь подпитывала парня как нельзя сильнее.
Лёд не оставался статичным, постоянно менял форму и даже не думал проигрывать какому-то там стеклу. Послышался протяжный треск, и разбушевавшаяся стихия остановилась в последнюю секунду: её зубы, выросшие из-под земли, сомкнулись на уровне шеи. Сдержаться и накрепко не сжать холодные клыки — это была война с собственной ненавистью. Ещё немного, и человек лишился бы жизни, а ледяная стихия и дальше расстилалась по улицам и площадям, со всей своей враждебностью нападая на каждого, кто захочет её остановить.
Амарантин человека, что управлял этой слепой злобой, кипел[27]. Он в буквальном смысле бурлил в нём, перешагивая далеко за рамки закрытых глаз и сосредоточенности. Всё, что он находил враждебным, обгладывал лёд. Замерзало стекло и снаряды, блики и огоньки, руки, шипящие жидкости, колючий песок, лезвия и сами люди. Всё, бросившее вызов холоду, утопало в голубых глыбах.
С чем Пракси не мог совладать, так это с количеством. Каждый, с кем он сталкивался, вне зависимости от аромата, в конечном счёте выбывал из игры. Из-за усталости, связь с ароматом то пропадала, то вновь появлялась, но череда побед не прерывалась. Пракси превозмогал раз за разом, пока не пришло осознание, что сколько бы он ни побеждал, целей не становится меньше. Люди из Вереска замирали, но их место занимали другие, такие же быстрые и опасные. Тогда Пракси начал только защищаться, а не охотиться. И вскоре к нему впервые пришло понимание того, что, сколько бы он ни надрывался и ненавидел, как бы ни хотел потушить Терсиду и победить, у него это не получится.
Докс бросил защищать Маччери. Сейчас парень нёсся по крышам зданий чтобы поскорее оказаться поближе к заварушке. На его глазах Мортимер утонул в своём аромате, но что там происходило на восточной улице разглядеть было невозможно. Он не аккуратничал, потому по пути не раз подворачивал ноги и даже ломал их из-за очень неудачных приземлений. Парадокс ковылял, если не получалось ковылять — падал и просто полз, надеясь, что его аномалия сработает поскорее. Когда тело приходило в порядок, он поднимался на ноги и бежал что было силы.
“Вам запрещено умирать”. — Слова Фриды снова и снова звучали в голове. — Запрещено, запрещено, запрещено. Никто не должен погибнуть. Никто.
27
Кипение амарантина — когда носитель тратит слишком большое количество амарантина за короткий промежуток времени, тот начинает вырабатываться быстрее и быстрее с целью восстановить свой изначальный запас. Этот короткий период, когда выработка вещества многократно увеличена, но носитель не даёт ей вернуться к изначальным показателям, и называется кипением амарантина. Потенциал аромата становится многократно выше обычного, но такие манипуляции почти всегда сказываются на последующем состоянии носителя. Если обычно это острое чувство тошноты и усталость, то после кипения амарантина побочными эффектами могут стать ожоги, судороги, кровохарканье и травмы внутренних органов.