— Вот где она началась, — сказал Пирс.
— Она, — сказал Барр.
— Да, я нашел ответ, — продолжал Пирс.
— Довольно просто, — заметил Барр.
— Вы сказали, — начал Пирс и сглотнул, слова давались ему с трудом, потому что она — это его книга, к которой его подвиг вопрос Барра и которая, как он подозревал, никогда не будет закончена. — Вы сказали, что мировая история существует не в одном-единственном варианте. Их гораздо больше. У каждого из нас — своя.
— Да.
— И я подумал, что будет, если принять это за истину. В буквальном смысле истину, не в переносном смысле.
— Если мировая история не в одном-единственном варианте, — сказал Барр. — То и мир тоже?
— Мне показалось, что это дело можно как-то раскрутить. — Он знал, что говорит лишнее, но не мог остановиться, как будто перед этими существами, которые смотрят на него по-доброму, но с притворной мудростью в понимающей улыбке, — такими счастливыми, в отличие от него, потому что им повезло друг с другом — он должен был сбросить с себя это бремя, это бремя. — И тогда я предположил, как эти иные миры создаются или были созданы. Как один мир превращается в другой, становится на его место. Как они, ну вы понимаете, меняют друг друга.
— Космопоэйя[75], — сказал Барр. — Сотворение мира.
— Гм, да.
— Эта поэйя — есть корень нашего слова «поэзия». Поэты — это творцы. Создатели поэм и миров в них. — Барр пригубил мартини. — Так что, пожалуй, ты приплел сюда и немного поэзии. И то, что ты воспринимаешь эту метафору буквально, само по себе вид метафоры.
Пирс не ответил и попробовал загадочно усмехнуться, зная, что сам бы не додумался до этой формулы, и размышляя, действительно ли это так.
Тэффи теперь очищала от кожуры маленькие кроваво-красные апельсины и складывала дольки в хрустальную чашу.
— Хотелось бы пример, — сказала она. — Иллюстрацию.
— Именно это я и имел в виду, — сказал Пирс. — То есть вот куда меня привел этот вопрос. В Египет, из которого пришли цыгане, в котором придумали магию и впервые стали поклоняться богам.
— Да?
— Только, конечно, это не так, — продолжал Пирс. — Считалось, что они пришли оттуда. Но они пришли не из того Египта, который мы знаем. Это другой Египет.
— Ах да, — сказал Фрэнк Уокер Барр.
— Другой Египет, — сказала его жена. — Ну и?
Пирс начал рассказывать, как древние рукописи были приписаны Гермесу Трисмегисту, жрецу и царю Египта, как мыслители Ренессанса ошиблись, предположив, что эти метафизические фантазии позднеантичной Греции были подлинными египетскими верованиями; Барр заметил, что в то время, конечно, не умели читать иероглифы и считали их мистическими знаками, а мистика тогда была на пике моды; а Тэффи продолжала свои дела, поглядывая то на одного, то на другого; и у Пирса создалось впечатление, что ей все это уже известно, и Барр знает, что ей это известно, и они оба извлекают из него, Пирса, это знание, словно полицейские на допросе или родители, которые выслушивают уже известную им историю ребенка.
— Эгипет, — сказал он. — Страна, которая никогда не существовала. Где Гермес был царем, где действовала магия; и память о ней дошла до нас, и мы можем это вспомнить, хотя эта страна перестала существовать и для нас никогда не существовала. Мы придумали новую, чтобы заменить ее. Египет.
— «Когда я был владыкою Египта, — продекламировала Тэффи, — а ты была рабыней-христианкой»[76].
— Библа[77], — сказал ее муж.
— А Библия причем, — сказала она. — Это же стихи.
В ее чаше, кажется, было уже достаточно апельсинов, и она высыпала туда пакетик крохотных маршмеллоу. Она заметила, что Пирс наблюдает за ее готовкой.
— Амброзия, — сказала она и добавила мед из банки. Пчелка Сью[78]. — Так оно называется. Не знаю почему. Фрэнк просто обожает.
Фрэнк улыбнулся, точнее засветился от счастья, и его сияние упало на Пирса.
— Хочешь попробовать? — спросил Барр.
— О, нет, — ответил Пирс. — Нет-нет. Спасибо, но мне не надо. Мне не надо.
И это еще не все, что случилось с Пирсом в «Солнечном штате»[79] в ту неделю. Именно тогда он обнаружил вещь, которую некогда обещал найти, но на самом деле никогда не верил в ее существование, вещь, которая, как он говорил Джулии Розенгартен, будет раскрыта на последних страницах его книги, вещь — может быть, единственная, — которая пришла из прошлой эпохи, где все было иначе, не так, как сейчас, нечто, и сейчас работавшее так, как когда-то. Он обнаружил ее в том самом месте, где должен был догадаться ее искать, но прежде был не в состоянии увидеть ее; в другом коридоре, в полной темноте, но совсем не далеко. Все уже было сказано; историю можно найти по крайней мере в нескольких библиотеках и в тех благословенных хранилищах, в которых находятся невостребованные книги до тех пор, пока их время не придет, если придет, или по крайней мере до тех пор, пока они не притянут чей-то глаз или не взволнуют чье-то сердце, если, конечно, к тому времени их страницы не пожелтеют и не рассыпятся, сделавшись нечитабельными: вот и весь рассказ, как Пирс нашел то, что искал, прямо в собственном дворе. Сейчас это уже не имело значения, по крайней мере существенного, потому что Пирс не собирался писать эту книгу или какую другую наподобие; и в этом он признался Барру, сидя в Олимпийском клубе в аэропорту.
75
Cosmopoeia (греч.) — составлено из двух слов: kosmos + poiein (мир + создавать), в буквальном смысле «сотворение мира».
76
Отрывок из баллады Уильяма Эрнста Хенли (1849–1903) — английского поэта, критика и издателя, с ошибкой, которую исправляет Барр.
77
В оригинале — «Вавилона», от чего пришлось отказаться из-за трудности подобрать созвучие. Так или иначе, и оба варианта в оригинале: Египет, Вавилон, и предложенный Библ не имеют исторической основы. — Прим. редактора.