Ответа не было, только чужая рука опять выскользнула. Правая рука, которая держала Пирса за левую руку. Горячая волна устремилась от нее к тому месту, где билось сердце. Я не могу наполнить себя только самим собой, подумал Пирс.
Вернулось глухое каменное эхо шагов, и далекие голоса, и Пирсу показалось, что он сжался, или расширился, или одновременно и то, и другое: стал маленьким в огромном мире или настолько огромным, чтобы вместить в себя маленький мир. Казалось, прошло лишь мгновение. Его группа уже ушла, он последовал за ней. Гид указал на решетку, вделанную в пол, и на темную глубокую дыру под ней; проходя, люди смотрели вниз и издавали тихие возгласы восхищения и ужаса. Prigione di San Marocco[220]. Подземная темница, единственная, которую Пирс видел или мог когда-либо увидеть, если не считать те, что внутри него. И туда ненадолго бросили Казанову, или Каллиостро, или Бенвенутто Челлини, если он правильно понял гида[221].
Вперед и вверх. Казалось, они карабкались по спирали из чрева погребального холма или горы. Маленькие двери вели в комнаты, названные по именам различных пап, прятавшихся или отдыхавших в них; гротескно разрисованная ванная с мраморной купальней[222]. Потом они оказались на верхушке башни, на которую некогда насыпали символическую землю из первоначальной римской могилы, достаточно глубокий слой, чтобы вырастить деревья; сейчас здесь сплошной камень и фонтан эпохи Возрождения. Наверное, папы с удовольствием бродили здесь, восстанавливая свои силы. Вокруг внутреннего двора, ниже уровня земли — камеры для знаменитых узников: гид показал каменные воздуховоды, поднимающиеся оттуда. Может быть, затем, чтобы папа, прогуливаясь по двору, беседовал с ними? История. Prigione storiche[223], прошептали в толпе. Беатриче Ченчи[224], убившая отца. Кардинал Карафа[225], задушенный в камере. Джордано Бруно. Вот она.
Туда можно было спуститься.
Тесно. Массивная дверь открыта, теперь навсегда. В стене нечто вроде алькова, а в нем каменная полка, на которой лежал его жесткий матрас. У него должен был быть стол и стул. Ведро. Распятие. Ему разрешили только книги, напрямую связанные с его защитой, но и таких могли быть тысячи, целая библиотека. Хотя и не такая большая, как изменчивая живая библиотека в его голове или сердце. Впроголодь, скорее всего: обычно заключенного кормила семья, а у Бруно никого не было.
Пирс уселся на каменную кровать. Коснулся грубой гладкой стены и поднял глаза на квадрат солнца, видневшегося в конце воздуховода. Страдал ли Бруно от жары летом, от холода зимой? Разрешали ли ему зажигать свечи холодными зимними ночами?
А можно ли быть уверенным в том, подумал он, что Бруно держали именно в этой камере? Неужели знание прошло сквозь годы, от смотрителя к смотрителю, от архивариуса к архивариусу, от гида к гиду? Могла ли камера остаться неизменной? Похоже, почти не изменилась: каменные стены, теплый римский камень, почти притягательный, без сомнения, в футы толщиной. Он поискал инициалы, нацарапанные на стенах, по примеру Байрона в Шильонском замке[226], и не нашел ничего, совсем ничего. Никакой отметины из тысячи, которые Бруно мог сделать.
Запись о суде инквизиции над Бруно исчезла: Пирс это знал. Осталось только sommario[227] процесса, сделанное знаменитым иезуитским кардиналом и богословом Роберто Беллармино, канонизированным в 1936 году[228], внушительной фигурой в детстве Пирса. Вероятно, в последний год заключения Бруно Беллармино много разговаривал с ним. Добрым и некрасивым кардиналом владела страсть — возвращать еретиков в лоно церкви; он пускался в долгие богословские диспуты с королем Яковом I, отцом Елизаветы, Зимней королевы. Вот была бы удача, если бы он сумел убедить Бруно покаяться в своих заблуждениях. С его могуществом Бруно стал бы одним из тогдашних звезд, вроде Гаспара Шоппа[229], юного протестантского ученого и мыслителя, перешедшего в католичество: Гаспар находился на Кампо деи Фьори вплоть до самого конца и глядел на сожжение Бруно.
Его преосвященство пришел сюда, чтобы задавать вопросы Бруно, или Бруно приводили к нему? Его очки в роговой оправе, красный шелк сутаны подметает пол, слуга поставил для него маленький стул. Может быть, он утомлен. Бруно никогда не уставал от бесед.
Не начнем ли мы, брат Джордано, с того места, на котором остановились, — о предметах и о том, что вызывает их к жизни?
Ваше преосвященство, уже говоря о предметах, мы вызываем их к жизни: или искушаем их появиться, или распознаем в них способность появиться. Почему бы нет? Мы видим себя в зеркале мира, что поставлено перед нами бесконечным процессом творения божественного разума; и эта вселенная такая же живая, как и мы; поэтому возможно узреть ее в зеркале нашего разума и помыслить о переустройстве ее.
221
Экскурсовод мог назвать в качестве «знаменитых пленников» Калиостро и Челлини, а Казанову — в связи с Челлини, так как они оба — «знаменитые сбежавшие пленники», только Казанова бежал не отсюда, а из тюрьмы Пьомби в Венеции. — Прим. редактора.
222
«На верхнем этаже, где располагаются апартаменты столь же роскошные, как и все апартаменты в Ватикане, я увидел удивительную картину: ванная комната Климента VII, осажденного в замке во времена разграбления Рима в 1527 году. Кто бы мог подумать, читая отчеты о разрухе и голоде, что у папы была эта роскошная маленькая ванная комнатка, отапливаемая горячей водой, циркулирующей в полых стенах, с мраморной ванной. Каждый дюйм этой совершенной римской комнаты: пол, стены и потолок — веселая роспись по штукатурке — все напоминает знаменитую ванную кардинала Биббиены в Ватикане. Рафаэль расписал ее сценами, которые сочли столь непристойными, что комната была заколочена на долгие века». Мортон Г. В. Рим. Прогулки по Вечному городу. М.; СПб.: Эксмо; Мидгард, 2009. С. 476–477. Пер. В. Капустиной.
224
Беатриче Ченчи (1577–1599) — дочь римского аристократа Франческо Ченчи (1527–1598), прославившаяся красотой и мужественным поведением во время расследования и казни. В 1598 г. вместе с мачехой Лукрецией Петрони-Ченчи и братом Джакомо вступила в сговор, чтобы убить отца, «грубого и развратного» старика. Была осуждена за это преступление и казнена вместе с сообщниками.
225
Карло Карафа (1517–1561), ставший кардиналом в 1555 г., когда его дядя Джанпьетро Карафа был избран папой Римским (под именем Павла IV). После смерти дяди был обвинен в ряде преступлений (вполне реальных, кстати), приговорен к смерти и задушен палачом в замке Святого Ангела. Похоронен в церкви Санта-Мария-сопра-Минерва. — Прим. редактора.
226
Известен автограф Байрона в казематах этого замка, но его подлинность подвергается сомнению. — Прим. редактора.
229
Гаспар Шопп (1576–1649) — немецкий ученый-филолог, духовный писатель и полемист. Был крупным деятелем Контрреформации и защитником католицизма, известным в свое время остроумием и склонностью к написанию пасквилей.