Внутри Аллы все как застыло: в груди словно разлили жидкий азот, сердце заныло, словно его погрузили в холодильную камеру. Восприятие времени сильно замедлилось, когда она почувствовала приближение чего-то сильного и враждебного. ОН был уже где-то близко. Каждой клеточкой своего тела Алла чувствовала, что кто-то поблизости испытывает страшный голод. По коже пробежала волна дрожи.
Груц же совершенно ничего не понимал и не ощущал. Он только смог собраться с мыслями и решил, что надо бы оставить девушку отдыхать и поправляться. Но стоило ему привстать со стула, как Алла цепко обхватила пальцами его запястье и тихо, почти шепотом, произнесла:
— Они идут! Идут сюда! — в ее глазах была неподдельная паника. Понять, что им от нее нужно — она не смогла, но предчувствие ей подсказывало, что ничего хорошего это не сулит ни ей, ни кому бы то ни было.
Кисть Груца начала белеть, до чего сильно она вцепилась в него. Илья, вопреки обыкновению, не стал спорить, а подхватил за талию девушку, которая начала сползать к кровати. Романова судорожно засовывала ступни в больничные тапочки. Дыхание сбивалось, а тело с каждым движением отдавало глухой ноющей болью: яд еще не отпустил ее. Процесс преобразования клеток был в полном ходу. Сил у нее сейчас было даже меньше, чем когда она была просто человеком.
*
Осторожно выглядывая за каждый угол, они вышли в пустынный и длинный коридор. Алла тихо произнесла, что они уже где-то в здании. Сомневаться в ее словах Илья не собирался. Однако где им спрятаться или куда бежать, он придумать не мог. В коридоре было десяток дверей. И все эти двери не были похожи на палаты больных, а значит, большинство были закрыты.
Груц осторожно усадил девушку на одну из лавочек и рванул вперед. От бледноты стен и белизны дверей в глазах ужасно рябило. Даже осыпающаяся штукатурка не помогала сосредоточить взгляд перед собой.
Одна за другой Илья дергал за ручки, пытаясь отыскать хоть один открытый кабинет, но раз за разом терпел неудачу.
— Илья, брось! Пошли на лестницу! — шепотом пыталась окликнуть его девушка, вставая с этой лавочки и пытаясь дойди до парня, опираясь одной рукой на стену. Но Груц лишь небрежно отмахнулся от ее слов, понимая, что ступеньки она никак не сможет осилить.
Илья почти добрался до этой злосчастной лестницы, когда одна из дверей все же поддалась. Но это не принесло должного облегчения, потому что к собственному ужасу он услышал, как по этой самой лестнице кто-то поднимается. И этот «кто-то» явно был не один. Искатель лишь успел повернуть голову к Романовой, на лице которой сначала мелькнула тень облегчения, а затем исказила гримаса презрения. Она все поняла. За один миг.
Ему стало невероятно больно. Его душили собственные чувства. Он не знал, сможет ли когда-нибудь себя простить за это. Он не потерялся, а осознанно принял это решение: дверь слегка приоткрылась, но достаточно, чтобы он смог скрыться в дверном проеме, и осторожно закрыл ее за собой. Вместе с последним гулким шагом троих Голодных на лестнице Романова услышала едва различимый щелчок замка.
«Будь ты проклят, Илья Груц! Предатель! Предатель! Предатель!» — мысленно негодовала девушка. Ее настолько захлестнули эмоции гнева, что это придало ей сил. Адреналин буйствовал в теле, заглушая боль. Кровь стучала в висках. Алла, почти не хромая, направилась в обратную сторону: «Да я хоть из окна выпрыгну! Мне все равно, куда бежать! Только бы подальше отсюда!»
Но, заметившие ее, двое Голодных в пару прыжков настигли ее и рванули назад. Они не были столь щепетильны, как Груц. Им совершенно не было дела ни до ее состояния, ни до боли, с которой они схватили ее за руки, ни до синяков, которые останутся после. Крепко зажав девушку между собой, они силой развернули ее к нему: Алексей, не меняя темпа шага, приближался к ней.
— Ну, вот мы снова встретились, — растягивая слова, поприветствовал ее мужчина. — Я тебе эту встречу обещал — я же ее и спланировал. Я держу слово, Аллочка, — он двумя пальцами бережно коснулся подбородка девушки.
— Да чего ты хочешь-то? Зачем это все было нужно, если ты хочешь меня убить? — Романова затихла в руках Голодных, собирая последние силы. «Если у меня будет шанс сбежать — то только один. И все. Теперь на кону все», — девушка спокойно оценивала ситуацию. Она не забывала о том, что Илья был в нескольких метрах от нее. Она успокаивала себя мыслью, что пока не одна.
— Мне нужна ты, а не твоя смерть! — бархатистый тон сменился легким смешком. — А где твоя «Тамарочка»? Как там говорят: «Мы с Тамарой ходим парой»? Где потерялся дружок?
— Он ушел… Решил, что мне нужно отдыхать, — не моргнув глазом, соврала девушка. Лицо ее не исказилось ни на один сантиметр, холодная и непроницаемая маска скрывала любые эмоции. Она хотела верить, даже убедила себя в том, что парень решил ее спасти в последний момент, используя свое положение. Однако, она не верила ни ему, ни самой себе. Она все поняла.
— Отлично, значит, нам никто не помешает, — губы Алексея растянула широкая улыбка.
Как в замедленной съемке, Романова видела, появляющийся откуда-то из кармана Григорьева, упаковку со шприцом. В момент, когда тот начал набирать кровь из вены, Алла забилась в руках Голодных, что есть сил. Однако, ее возможности сейчас были ничто в сравнении с тем, какие должны были бы быть. Поэтому она лишь вымотала себя еще больше, что позволяло еще проще контролировать ее движения, когда Алексей вводил ей свою кровь.
Груц же все слышал, стоя за дверью. Он слышал звуки слабой борьбы, мольбу и агонию Романовой. Она то рыдала, то кричала, то переходила на шепот, умоляла не продолжать. Голос ее, в конце концов, сел, и слышно было лишь неразборчивую хрипоту. И после всех этих звуков, Илья отчетливо услышал последние слова Алексея:
— К чему мне твоя смерть, если по-настоящему сильные из нас те, кто на самом деле скрытые Искатели? Мутации в твоем организме продолжаются, и мой доминирующий ген перехватит процессы изменения. На самом деле, я удивлен, что парень тебя оставил, потому что в вопросах мутаций каждая секунда на счету, и сила твоя крепла бы на глазах — мы просто могли опоздать…
Дальше Илья уже не воспринимали никакую информацию, погрузившись глубоко в себя. Немного позже, он легко отпустит Аллу из своей жизни, убеждая себя в том, что он не мог знать, что нужно было делать. А когда сделано — что бы он изменил, если процесс превращения в Голодного необратим? Он остался жив, и для него это казалось настоящей победой. Он не предал самого себя, как он считал. Что ему девчонка, которая даже и не была ему напарницей? Груц просто перевернул надоевшую страницу из его жизни, и начал писать на другой. Правда, есть одно «но»: когда почерк не меняется, какой смысл начинать с чистого листа?
Романова тоже ничего не слушала. Процесс обращения казался ей хуже смерти. Кроме боли, у девушки начались галлюцинации и помутнение рассудка, который и так изрядно пострадал из-за раздвоения личности. Искателя внутри нее начало топить эмоциями. И она ухватилась за самую первую из них — ненависть к Илье. Презрение смешалось со злостью, выводя в сознании все картины, когда она его ненавидела еще, будучи человеком. Она отказывалась принимать этот трусливый побег от сражения. Не было безнадежности в этой битве, но он просто бросил ее одну. Девушка же не стала его выдавать, даже не собиралась преследовать после. Подлость и мелочность не была ей свойственна никогда. Но Романова дала себе обещание, что обязательно отомстит ему, если он хотя бы раз попадется ей на глаза. Еще множество раз она поставит перед собой вопрос: кто же в самом деле был чудовищем в ее жизни? Голодный, который позволял себе марать руки человеческой кровью, или же Искатель, для которого никогда не было ничего святого? Но это все будет потом…
А сейчас, обмякнув в чужих руках, поддаваясь воле Алексея, Алла Романова, вопреки всему и ненавистно для самой себя, начала испытывать чудовищный и дикий голод…