- Может быть, - кивнул Пол.
- Ну и ладушки. - Ноулс повернулся, чтобы идти, но в последний миг спохватился. - Поцелуйте за меня Лорну, хорошо? Она уже была в постели, когда я пришел. - Он кивком указал наверх. - Поздравляю, старина, ваша дочь становится настоящей красавицей. От мальчиков, небось, отбоя нет? Вы уж её берегите.
Пол промолчал; отвечать было нечего. Он только проводил взглядом Ноулса и, повернувшись к камину, уставился на огонь.
Когда из холла послышались неясные голоса, Пол словно наяву услышал, о чем они говорили:
- Он ничуть не изменился, - представил он голос Ноулса. - Такой же грубый и неотесанный мужлан. Медведь настоящий. Просто не понимаю, как ты его терпишь. - И добавил: - Ничего, малышка, в субботу вечером мы свое возьмем, да?
И, обняв за талию, поцеловал в губы...
Отмахнувшись от назойливых мыслей, Пол снова подошел к бару и, налив себе ещё виски, залпом выпил. Какое он имел право осуждать поведение Бетт? Сам-то он каков? И все же, будь у него даже десять любовниц, он не мог оправдать связи Бетт с Джеймсом Ноулсом - уж очень скверная личность этот Ноулс. Полу казалось, что это и слепому видно.
Он решил сразу подняться к себе и лечь спать, чтобы избавиться от необходимости встречаться лицом к лицу с Бетт. Он устал от бесплодных споров и хотел избежать очередной стычки. Ему не хотелось вновь возвращаться к разговору, который прервало неожиданное появление Джинни, однако он сознавал, что это почти неизбежно. Пол чувствовал усталость и раздражение, и больше всего на свете мечтал сейчас о том, чтобы отдохнуть.
Он стоял возле бара, когда дверь распахнулась, и вошла Бетт. Прошагав к дивану, она стала тут же, не говоря ни слова, поправлять подушки и расставлять на места кресла; это был ежевечерний ритуал, предшествовавший отходу ко сну.
- Мне кто-нибудь звонил? - спросил Пол.
Бетт с подчеркнутой аккуратностью уложила последнюю подушку, и лишь потом ответила:
- Нет. Или ты думаешь, что я бы тебе не сказала?
- Не знаю.
Бетт резко выпрямилась и метнула на мужа оскорбленный взгляд.
- Такое ведь прежде не раз случалось, - напомнил Пол, не удержавшись.
- Я никогда не делала это нарочно, - возразила Бетт. - Если это и случалось, то лишь по моей забывчивости.
- Ты также забывала записывать, кто звонил, - добавил Пол.
Губы Бетт скривились, она уперла руки в бока и завизжала:
- Я тебе не секретарша! Если тебе так уж нужно, найми человека, который будет денно и нощно торчать на твоем дурацком телефоне!
- Но ведь речь шла всего о каких-то двух вечерах в неделю.
- Всего о каких-то двух вечерах, - передразнила Бетт. - Да я и часа ради тебя сидеть не намерена. Что мне положено за эту головную боль? Ты ведь не собираешься оформить меня своей регистраторшей? Нет, за это ведь надо жалованье платить. Другие врачи могут позволить себе использовать своих жен, но только не ты. Не наш добропорядочный здоровяк и всеобщий любимец доктор Хиггинс.
- Не избавься ты от Хелен, подобная необходимость не возникла бы, спокойно напомнил Пол.
Лицо Бетт судорожно исказилось, она вдруг побледнела как полотно.
- Черт бы побрал твою Хелен! - завопила она. - И тебя вместе с ней! И твою Мэгги! Всех твоих обожаемых воровок и драных коз!
Пол с трудом подавил в себе желание швырнуть ей в лицо пустой стакан и полюбоваться, как он разобьется на мелкие осколки. Вместо этого, он быстро поставил стакан на полку бара и зашагал из гостиной.
Поднявшись в свою спальню, он включил электрический обогреватель и, усевшись в кресло, погрузился в раздумья. Нужно было что-то предпринять, но что? Одно было ясно как день Божий - так больше продолжаться не может. Выход один - развод. Однако Пол прекрасно понимал, что Бетт ни за что не даст развода, не сломав ему карьеру. По её представлениям, повод для развода должен быть такой, чтобы Пол потерял любимую работу, дом и свое положение в городе. Только такой ценой он должен оплатить свою свободу. Что ж, по крайней мере это было ясно.
Несколько минут спустя он встал, прошел в ванную, примыкавшую к его спальне и наполнил ванну. Уже лежа в воде, он услышал, как Бетт поднялась по лестнице и прошагала по длинному коридору к своей спальне. Он попытался вспомнить, когда заходил в её спальню в последний раз; должно быть, это было лет пять назад. Бетт тогда болела гриппом, и он вошел к ней вместе с Джоном Прайсом, чтобы тот ничего не заподозрил. Да, и пять лет назад у них с Бетт уже не было нормальных супружеских отношений. В браке они состояли шестнадцать лет, и целых пятнадцать из них - были для него настоящей пыткой. Правда, в первые годы их совместной жизни присутствие в доме родителей Пола заставляло его притворяться, что у них с Бетт все гладко и благополучно. Тогда у них с Бетт была ещё одна спальня, хотя супружеское ложе они уже почти не делили. Так продолжалось вплоть до смерти матери Пола, случившейся семь лет назад. На следующий день после похорон он перебрался в другую комнату, которую занимал и теперь. С медицинской точки зрения, поступок был скверный: нельзя бросать женщину, не обращать внимания на её тело - вот почему доктор Хиггинс старался не винить Бетт за её отношение к нему. Тогда как мужчина в нем, напротив, восставал против такого поведения жены... В конце концов ни один мужчина не вынес бы подобных унижений.
Вернувшись в спальню, Пол сразу выключил свет и, лежа в постели, попытался уснуть. После трех подряд почти бессонных ночей, когда его вызывали к больным, выспаться ему было просто жизненно необходимо. Однако, как Пол ни старался, сна не было ни в одном глазу. Придется встать и выпить еще, подумал Пол. Он уже и так превысил свою дневную норму и потому справедливо опасался, что утром будет не в своей тарелке. В противном случае, правда, он вообще не сомкнет глаз до самого рассвета.
Включив свет, Пол снова выбрался из кровати, прошлепал босиком к небольшому шкафчику у стены, достал из него наполовину пустую бутылку виски, стакан, и вернулся. Усевшись на кровать, налил в стакан виски, залпом осушил его и тут же наполнил и выпил снова. Затем, отставив бутылку и стакан на тумбочку, откинулся на подушку и принялся ждать, пока "снотворное" возымеет действие. Если виски не поможет, то пиши пропало. Пол ждал и ждал, но сон не приходил. Как будто в его мозгу возвели невидимую преграду, не пропускающую убаюкивающие волны.