Передёрнув затвор ружья, Зинин крадучись направился к своему спальнику и чёрной фигуре, стоящей над ним. Когда их разделяли те же двадцать метров, фигура вновь двинулась в сторону. У Павла в голове боролись два жгучих желания: стрелять и не стрелять. "А что, если позади меня что-то есть, и, выстрелив, я не успею передёрнуть затвор?", - вдруг мелькнула мысль. Зинин лихорадочно обернулся, но позади него был только лес. Посмотрев в сторону своего спального мешка, он обнаружил, что фигура исчезла. Повертевшись на месте в попытках увидеть чёрный силуэт и не найдя его, Павел на полусогнутых ногах добежал до спального мешка и опять осмотрелся. В этот раз он обнаружил фигуру в полусотне метров, но с другой стороны.
Собравшись с мыслями, Зинин не придумал ничего лучше, чем разжечь костёр, не теряя тёмной фигуры из виду. Когда оранжевые языки пламени разгорелись, силуэт просто слился с окружающей его тьмой. Разглядеть что-нибудь там, куда не доставал свет от огня, Павел уже не мог.
Всю ночь он просидел у костра в обнимку с ружьём, постоянно осматриваясь и не сомкнув глаз. Когда забрезжил рассвет, никакой фигуры поблизости не оказалось. Затушив костёр, Зинин решил прочитать молитву. Он не помнил никакой, кроме "Отче наш", хотя и считал себя православным. Скорее, он был православным по инерции, просто потому, что его когда-то крестили и когда-то водили в церковь. Вера его никогда не интересовала. По сути, он не верил ни в Бога, ни в какие бы то ни было мистические или потусторонние силы, и посещал церковь раз в год на Пасху лишь для того, чтобы соблюсти традицию. Сейчас же он не понимал, что с ним происходит, события последних дней выпадали из его картины мира. Ему нужно было что-то, за что можно зацепиться, какая-нибудь спасительная соломинка для поддержания надежды, и поэтому он вспомнил о Боге. Конечно, Бог не оставит его. Нужно лишь помолиться, и всё это сумасшествие непременно закончится!
Павел три раза прочитал "Отче наш", крестясь после каждого раза, перекусил яблоками и отправился в путь, преисполненный надежды. Вокруг по-прежнему стояла могильная тишина, но он этого не замечал, напевая себе под нос какую-то весёлую мелодию. Часа через три он поднялся на пригорок, и перед его глазами возникли всё те же злополучные дома.
"На этот раз обязательно получится!" - подумал Зинин, прочитал ещё раз "Отче наш", перекрестился, перекрестил посёлок и отправился прямиком к нему. Он бодро, несмотря на бессонную ночь, спускался с пригорка, бодро шагал по ровной лесистой местности, но когда дорога опять пошла на подъём, его бодрость начала улетучиваться с каждым шагом. В конце концов, он всё же забрался на пригорок и взглянул с его вершины. Впереди простирался лес, позади виднелся посёлок.
Павел прислонился к ближайшему дереву, сполз на землю и закрыл ладонями лицо. Ему хотелось кричать и плакать. "Да что же это? Когда это закончится?.."
Он убрал ладони от лица, встал и легко зашагал обратно к посёлку. Прошло совсем немного времени, и лес расступился перед ним. Он вышел на дорогу, идя к посёлку, до которого теперь было рукой подать. Его счастью не было предела. Он подошёл к автобусной остановке, и как раз подъехал автобус. Он сел в него, и автобус поехал прочь от этого ужасного места. Время в дороге пролетело незаметно, и вот он уже дома. Вот его любимые чучела, все до одного! Он любовался ими, гладил их. Вот чучело волка, медведя, росомахи, кабана, лисы... Лисы... Что-то странное было в лисьих искусственных глазах. Зинин наклонился к ним, пытаясь понять, что не так, и вдруг понял: глаза лисы не просто смотрели, они видели. Павла точно обдало кипятком, он попятился назад, а чучело лисы медленно повернуло голову в его сторону. Все остальные чучела тоже взирали на него. Задыхаясь от ужаса, Зинин развернулся, чтобы убежать, но встретился взглядом с чучелом головы оленя, висящим над дверью, того самого оленя, которого он ранил несколько дней назад.
- Но я ведь не нашёл тело... - прошептал Павел, словно пытаясь оправдаться.
Чучело посмотрело на него спокойным, пристальным взглядом.
- Зачем ты убил нас? - тихим человеческим голосом спросило оно.
- Я... я... - язык застрял у Павла в горле. Он хотел броситься наутёк, но тут картинка расплылась перед его глазами, и он проснулся. Он по-прежнему сидел на пригорке под деревом, вокруг был лес, километрах в четырёх виднелся недостижимый посёлок, а солнце клонилось к закату.
Постепенно придя в себя, Зинин встал и опять пошёл в сторону посёлка. Спустившись с пригорка, он прошёл примерно столько, что должен был уже оказаться среди домов, выбрал подходящее место для костра и принялся собирать хворост. Спустя некоторое время яркие языки пламени озарили темнеющий лес. Павел сделал запас сухих веток с избытком - он собирался поддерживать огонь всю ночь.
Тишина. Она бывает приятной, сейчас же она сводила Зинина с ума. Он слышал лишь потрескивание костра. Из окружающей его тьмы не доносилось никаких звуков - ни дуновения ветерка, ни крика птицы, ничего. Стоит ли там, в безмолвной мгле, эта чёрная фигура? Он не знал. Как не знал и о том, сможет ли выбраться отсюда.
Всё, что ему оставалось, - это размышлять. Он размышлял о своей жизни: о своих поступках, достижениях, отношениях с другими людьми. Вполне возможно, он скоро умрёт, а значит, имеет смысл подвести итоги. Был ли он хорошим человеком? Наверное... хотя, это как посмотреть. В конце концов, кто ему судья? Кто может определить, что нужно сделать, чтобы быть хорошим? Бог? Да, пожалуй. Вот только кто и когда спрашивает его совета? Священники? Нет, они судят всё сами. Те же, кому, по их словам, он отвечает, обычно лежат в психлечебницах.