Чтобы начать новую жизнь, надо сначала умереть.
Анатолий Рахматов
Введение
Звенящая тишина кабинета неприятно давила на уши, заставляя ерзать в новом бархатном кресле, чтобы хоть как-то ее разбавить. Тучная женщина с прической под среднестатистический манекен, одетая в твидовый темный костюм, уже порядка десяти минут зависала на странице с моей характеристикой. Стрелка настенных часов плавно и беззвучно ползла от деления к делению, и с каждым таким интервалом моя уверенность в успешности затеи таяла все больше и больше. Ситуацию усугубляли укоризненно-неодобрительные взгляды родителей, бросаемые на меня с завидной регулярностью. Оно и понятно, им не нравилось, что единственный оставшийся сын нагретому месту в отцовской фирме и обучению на заочном в престижнейшем вузе столицы предпочел какую-то недоакадемию широкого профиля.
Вообще, выбор учебных заведений был невелик; в стране наблюдался закономерный кризис по всем фронтам, многие школы и университеты были разрушены, а другие — переоборудованы под пункты первой медицинской помощи. Оставшиеся и не изменившие своему первоначальному предназначению можно было пересчитать по пальцам. Государство до образовательной политики еще не добралось, а открывающиеся частные заведения были по карману далеко не каждому. Учиться хотели все: только так можно было получить шанс на более-менее достойное будущее и — в силу особой популярности интернатов — хоть немного уменьшить тяжесть с родительских плеч.
Мои ближайшие родственнички, едва университеты начали набор на первые курсы и едва я отказался от заманчиво-скучного предложения усатого родителя, предоставили мне право выбора из отобранных ими специальностей. Все как одна были гуманитарными: лингвист, юрист, политолог… Меня не впечатлило; пришлось хитрить и давить на жалость, а после, пока родители не пришли в себя, быстренько потащить их туда, куда рвались поступить все мои знакомые, но не удалось пока никому. Было интересно, в крови бурлил азарт, хотелось вырваться из-под родительского контроля и начать уже хоть что-то самостоятельно решать в этой жизни.
«Недоакадемия», как окрестил ее папа, была совсем молодой — она существовала всего два года, как раз с того момента, как над центральной площадью впервые за полтора года прозвучала праздничная сирена. Ее основатели оттяпали под свое заведение огромный кусок земли и огромное же поместье, походившее на замок из темного камня и раньше принадлежавшее кому-то из почивших олигархов. Поговаривали, правительство рвало и метало, пытаясь отобрать территорию обратно, однако до сих пор у них ничего не получилось.
Твидовая женщина нахмурилась и капризно оттопырила нижнюю губу, очевидно, генерируя какую-то умную мысль. Папа справа заметно напрягся и с тщательно скрываемым ликованием приготовился слушать причину отказа в поступлении. Мама лишь сдержанно улыбалась. Я вздохнул и уставился на вежливо улыбающуюся мадам. Та набрала в объемную грудь воздуха и защебетала:
— У вашего сына поразительные характеристики, он у вас такой талантливый мальчик, для нас будет честью…
Она не договорила, осекшись на полуслове. В принципе, причина такой осечки была мне более чем понятна: с прилипшим ко лбу жирненьким кругляшом колбасы особо не полюбезничаешь. Ректор на мгновение прикрыла глаза, сжала щедро намазанные блеском губы, после чего зло уставилась на находящуюся за нашими спинами дверь. Очевидно, в награду за отрицательные эмоции оттуда прилетел еще один кусок колбасы и осел на белоснежном воротнике рубашки, прячущейся под темным твидом. Я отчетливо услышал скрип зубов, после чего вслед за родителями повернулся к дверному проему, желая усмирить любопытство и узнать, из-за чего закашлялся отец.
Причина испорченного макияжа и рубашки стояла, вольготно прислонившись плечом к дверному косяку, жуя объемный бутерброд с той самой пресловутой колбасой и скучающе осматривала обстановку в кабинете, будто оказалась здесь в первый раз. Девушка была лет восемнадцати на вид, невысокая, с темно-бордовыми собранными в косу до попы волосами. Причина папиного кашля стала ясна с первого же взгляда на сие явление: из одежды на нарушительнице порядка были лишь подвязка на бедре с блестящим серебром ножом и две повязки: набедренная и грудная.