Он не хотел ее видеть в своей роте – негласный король, главный в мужском обществе, он ее ненавидел всеми фибрами души – она это видела, ни о какой «псевдожалости к слабому полу» речи не шло. Король видел в ней лишь моль, от которой следует избавиться. И он не гнушался способами.
Она даже не рассматривала вариант принятия душа в женской душевой. Она не рассчитывала на солидарность парней, поэтому без промедлений прошла к дальней лавке, стащила с себя грязную одежду и прошмыгнула под крайнюю лейку. Вид голых красивых парней, не стесняющихся своего тела, вероятно, взбудоражил бы ей кровь и сбил бы дыхание, если бы она не ожидала от них очередной подлянки: в мужской роте веры не было никому.
Многочисленные царапины неприятно пощипывали под струями холодной воды. В этот момент она даже обрадовалась, что мыла ей не досталось, и даже умудрилась улыбнуться этому. Нельзя им показывать, насколько она их боится. Они не должны узнать. Никогда. Только не от нее. А больше никому не известно.
Парни полностью себя оправдали: на ее лавке не было ни намека на оставленные там вещи: только лужа грязи неопределенного оттенка и мужские трусы – чистые, и на том спасибо.
Она глубоко вдохнула и покачала головой, мол, как дети малые. Ее этим не сломить: после усиленных тренировок на хилом пайке в женской роте, призванных создать ловких и худых солдат, от некогда пышных форм не осталось почти ничего; стесняться смысла не было.
Мужские трусы оказались сильно велики, но зато резинка плотно обхватила талию, так что за потерю своей скромной одежды девушка не боялась, когда, не оборачиваясь, вышла на улицу и бодрым шагом направилась к бараку, где, схватив белоснежную простыню с собственной койки и обмотавшись ей на манер тоги, направилась в наряд; ее направили в медпункт для помощи дежурному врачу: различные травмы были здесь в порядке вещей, но избавляться от них надлежало как можно быстрее, а с этим одна пара рук не справлялась.
Она шла, а я «летел» за ней. Она утопала по щиколотку в размокшей после дождя земле, а я чувствовал каждую каплю грязи на ней как на себе, морщился и пытался ее стряхнуть. Она остановилась только у дверей больницы, ополоснула ноги дождевой водой из стоящей рядом с крыльцом бочки, вздрогнула и вошла внутрь.
Выражение ее лица я видеть не мог, но почувствовал, что она лишь изогнула бровь. Даже не фыркнула и – тем более – не потеряла челюсть на полу, в отличие от меня. Она должна была держать нерушимую маску невозмутимости; я не имел веской причины сдерживать свои и – главное – ее эмоции. А она от вида широкой мужской спины и скрещенных женских ног захотела взвыть: слишком велика была надежда провести хотя бы ночь наряда подальше от мужского общества. Однако ни один ее мускул больше не дрогнул, а голос, к счастью, не выдал тщательно скрываемых эмоций:
- Рядовой Сережина для несения наряда прибыл!
Парень вздрогнул и буквально отпрыгнул от молоденькой медички, после чего с нескрываемой ненавистью уставился на рядового. Густо покрасневшая врачиха сползла со стола, судорожно застегивая пуговицы халата непослушными пальцами. Одетая в одни мужские трусы и простынку девушка устало посмотрела на нее и спросила:
- Разрешите приступать, товарищ врач?
После кивка мы удалились к стоящему у окна столу с ноутбуком, стопкой бумаг, пластинкой таблеток и бутылкой с водой. Это наша сегодняшняя работа на сегодня. Она села, включила компьютер и взяла в руки первую бумажку.
- Эти сегодня приходили, я не успела их внести в базу, - медик подошла к ней и виновато улыбнулась. Одного взгляда хватило, чтобы оценить ее положение, после чего рядовой вернулась к работе, сухо обронив:
- Недели три-четыре, поздравляю.
Сзади что-то разбилось: Король не удержал в руках кружку. Врачиха шумно выдохнула и непонимающе уставилась на полуголую солдатку, но та отрешилась от мира и с пояснениями явно не торопилась. На вежливое покашливание реакции тоже не было – по крайней мере, видимой. Внутри же рядовой буквально горела от нетерпения.
Медичка глубоко вдохнула и схватила девушку за руку, мешая печатать.
- О чем ты говоришь?
Та лишь окинула медицинского работника внимательным взглядом и повела голым, покрытым мурашками плечом.
- Опухшее лицо, видимая усталость, увеличение груди, моя интуиция и – вероятно – твоя задержка. Недели три-четыре.