— Приве-е-е-е-ет! — весело заявила она, но в ответ получила только содержательное «А-А-А!» и вид на стремительно улепетывающую шарообразную фигуру в темном твидовом костюме. — У тебя час, чтобы убраться самостоятельно. — Неожиданно тихо и спокойно произнесла девушка, после чего брезгливо посмотрела на ректорское кресло, соскочила со стола и устроилась на небольшом диванчике у окна, положив ноги на подлокотник и листая мою характеристику.
Папа вздрогнул, подсобрался и с откровенным интересом посмотрел на девушку.
— Простите, так значит, это был не ректор?
Девица бросила на него страдальческий взгляд и лениво перевернула страницу.
— Если Вам это непонятно, то что Вы забыли в этом кабинете?
Папа, надо сказать, опешил от такого логичного заявления, я же с уважением посмотрел на неожиданность — мало кто может так прямо осадить влиятельного человека. Мама кашлянула и сжала в ладонях полу своего пиджака.
— Тогда где ректор и когда мы сможем его увидеть?
Ответ окончательно убедил родителей, что они чего-то не понимают и что, следовательно, делать мне здесь нечего: «язва», не отрываясь от папки, вскинула руку и указала на портрет над ректорским столом и полкой с десятком различных грамот. На картине был изображен светловолосый и черноглазый мужчина лет двадцати пяти, скрестивший руки на широкой груди, облаченный в серый строгий костюм.
Пока родители пытались справиться с очередным шоком, девушка грациозно поднялась с дивана и швырнула папку на стол, после чего уселась рядом, закинула ногу на ногу и уставилась на меня откровенно скучающими глазами.
— Интересно, с чего это вдруг автор этой слащавой белиберды решил, что тебя будут везде встречать с распростертыми объятиями?
— Хватит! — Самообладание родителя дало деру. Ну не нравилась ему критика в отношении его сочинений, хотя мне, если честно, тоже показалось, что папа значительно преувеличил мои достоинства. — Мне кажется, это место нам не подходит!
Ответом ему стал звонкий, откровенно издевательский девичий смех. Отец покраснел и посмотрел на маму, ожидая поддержки, однако та была слишком занята показным разглядыванием портрета ректора. Кажется, дома кого-то ожидает очередной скандал.
Кое-как отдышавшись и оскалившись в нереальной хищной улыбке, девица вкрадчиво спросила:
— А с чего вы решили, что подходите этому месту?
Вопрос поставил нас всех в тупик. Папа даже от переизбытка эмоций и отсутствия силы в ногах плюхнулся обратно в кресло. «Язва», видя такую реакцию и откровенно ей наслаждаясь, продолжила добивать моих родственников: я — после многочисленных жалоб друзей — был морально готов к такому повороту.
— Здесь учатся лучшие из лучших, — без всякой ложной скромности заявила наглость. — Так что первоочередный вопрос здесь не «Подходит ли это место мне?», а «Подхожу ли я этому месту?». Честно скажу, критерии высокие, но, если вы им отвечаете, вам нечего делать в вузах «средней руки». Они просто не дадут вам того, что можем дать мы…
— Как это узнать? — Я внимательно посмотрел в разноцветные довольные ситуацией глаза, чем заслужил кивок.
— Разговором. А там уже решим, что с тобой делать.
Она снова вскочила на ноги, полностью игнорируя недовольство моего отца, и, тяжело вздохнув, оттащила коричневое ректорское кресло на колесиках в коридор, чтобы через минуту вернуться с таким же, но черным, и с выражением вселенской блажи на лице устроиться в нем за ректорским же столом. Посмотрела на меня, что-то прикинула, достала какой-то бланк и изящную перьевую ручку, после чего начала его заполнять, сверяясь с моей характеристикой. Закончив с первой стороной, перевернула лист и уставилась на меня.
— Ну, отрок Елисей, удиви меня…
— Я не отрок. Вырос из этого возраста, — вырвалось у меня прежде, чем я осознал свои слова. Девушка лишь усмехнулась и откинулась на спинку кресла.