Девушка, дожевывая бутерброд, подскочила ко мне, выхватила лист, мазнула по нему взглядом и укоризненно посмотрела сначала на меня, потом на мою характеристику, а после на снова вздрогнувшего и обнадеженного отца. Однако надежда его была явно преждевременной, так как «язва», дожевав, плюхнулась в кресло и снова схватила перьевую ручку.
— Десятый класс. Больше не дам. Не брать интеграл — позорище.
Мама удивленно посмотрела на девицу. Понятное дело, она не считала обозначенный факт позорищем. Исключительно в силу того, что не имела ни малейшего понятия о том, что это за ругательное слово такое. Но — надо отдать должное родительнице — ее возмутило мое распределение, и она аккуратно спросила:
— Десятый класс? Но ему уже двадцать, он закончил школу! .. — она запнулась, поймав скептический взгляд сине-изумрудных глаз.
— У нас особая программа, — снизошла до пояснения ректорская любимица. — Обучение у нас длится восемь лет — с пятого по двенадцатый классы, — и после выпуска ребята сразу получают нужную специальность и отправляются работать.
Дополнительное обучение в универе не требуется, уровень подготовки у наших выпускников выше, чем у бакалавров, поэтому ценятся такие специалисты гораздо выше.
На лице папы отразилось недоверие: школа открылась только прошлым летом, откуда такие выводы. К счастью, девушка правильно расценила выражение его лица и задорно хихикнула, почему-то мечтательно прикусив губу. И все. Больше объяснений отцу, очевидно, не требовалось.
— В прошлом году некоторые вузы направили к нам своих, как они считали, некомпетентных студентов, справедливо полагая, что ничего путного из них не получится, а нам нужны «подопытные». Те, кто выпустился в этом году, уже успели оставить с носом своих бывших однокурсников и заняли очень, я вам скажу, тепленькие места. Знаний и умений хватило. — В довесок к прикушенной губе она закатила глаза; папа окончательно потерял связь с реальностью. — А в этом году отбоя от желающих обучаться у нас нет. Классы уже забиты под завязку. — Она кивнула на стопку заполненных бланков на полке в шкафу и вернулась к своим прямым обязанностям. — В десятых осталось только одно место, но куратор там такой, что в прошлом году народ на стену лез.
Мама, смирившись с текущим положением дел, кивнула и заинтересованно посмотрела на заполняющую бумаги девушку. Папа откинулся на спинку кресла и темными глазами наблюдал за ней же. Я поерзал в кресле и задал правомерный вопрос:
— Кто?
— Я, — последовал честный ответ. Девушка поставила загогулину на бумаге и подняла на меня глаза. — Выбора особо нет. Либо я, либо какой-нибудь хиленький универ…
— Согласны, — выпалила мама, оборвав девицу на полуслове, встала с кресла и поставила свою подпись на бумаге. Мы с папой ошарашено на нее посмотрели: никто не ожидал от мамы такой прыти. — Когда можно будет познакомиться с учителями и въехать в общежитие?
— Первого. — «Язва» мазнула взглядом по настольному календарю и кивнула своим словам. — Через две недели. Учителя все приедут, а лучшие комнаты в общаге еще будут свободны. — Она вдруг озорно подмигнула, что совсем не вязалось с ее недавним поведением. — Могу подсказать лучшую, пока старшие курсы не заявились.
Мама кивнула, благодарно посмотрела на девушку, распрощалась, выхватила нас с отцом из кресла и повела к машине. В голове было мутно, а по телу растекалось ощущение абсолютного счастья: меня приняли, я не пойду по стопам отца и смогу стать тем, кем хочу сам. На губах расползлась совершенно бесстыжая улыбка, я подался вперед, обнял и поцеловал мать в щеку. Для меня начинается совершенно новая жизнь.