— Брокколи только и годится, что на прикладывание к пострадавшим частям тела. — Я приложил пакет к носу и посмотрел на нависшую надо мной девушку лет шестнадцати. В голове тут же появилась ассоциация — Снежная королева. Белоснежные волосы, способные поконкурировать в цвете даже со свежим снегом, веселые бледно-серые глаза, светлая кожа и удивительная углистость: таких худых, высоких для своих лет и не желающих переломиться пополам здесь и сейчас я никогда раньше не видел. В голове промелькнула мысль, что в войну ее семье пришлось сложно, но гипотезу пришлось запихать куда подальше: она недоказуема, вдруг девушка просто от природы такая дробная?
Она подала мне удивительно твердую руку и помогла подняться, после чего откинула упавшие на лицо пряди и широко улыбнулась — мне подумалось, что Кощей должен локти грызть от зависти.
— Я Саша! — весело сообщила она, осматривая сначала меня, а потом и моих родителей. — А ты та амеба подкаблучная, которую надо встретить и проводить?
Пакет с овощами упал на пол, я невольно скрипнул зубами, кивнул и посмотрел на родителей.
— Мы должны были встретиться с куратором…
— Как его зовут? — Блондинка осмотрелась и, фыркнув, пнула носком туфли ближайший светящийся шарик. Тот улетел к стене и распугал шайку таких же отдыхающих шаров. В ответ я лишь пожал плечами, а девушка начала строить гипотезы: — С большими титьками, темными волосами и… — она запнулась, но рукой обрисовала контур воображаемого лица — овальное и чуть удлиненное. Подскочивший папа активно замотал головой и вставил свои пять копеек:
— Красные волосы, горящие глаза и… — Он поймал мамин взгляд и замолчал. Девушка хихикнула, натянула на себя строгое выражение и кивнула, после чего пошла на выход, бросив:
— Сочувствую.
Я пропустил это мимо ушей и вышел наружу. В лицо тут же ударил свежий воздух без запаха дешевой парфюмерии, сладкий и холодный — не совсем обычно для августовской ночи в нашем климате. Замер на ступеньках, вдыхая полной грудью и осознавая, что за недолгий промежуток времени успел соскучиться по чистому воздуху. Как-то сразу расхотелось входить в ту комнату за дубовыми дверями. Мне и здесь хорошо.
Девушка шла вперед, не оглядываясь на нас и подставляя лицо живительным дуновениям ночного ветра.
Когда мы вошли в сад, звуки внешнего мира мгновенно стихли, будто их и не было. Я посмотрел назад, на темную махину поместья, и вернулся на шаг. Небо тут же вспыхнуло тысячью огней, а воздух взорвался громкими звуками. Но на парковой дорожке по-прежнему было тихо, спокойно и темно. Саша уловила мою остановку, обернулась и как-то извиняющее улыбнулась.
— Это место хранит много секретов. Не останавливайся.
Я послушно пошел дальше, прислушиваясь к окружающему миру: где-то в кустах заливался ночной трелью сверчок, журчала вода — очевидно, поблизости пруд или источник, в траве что-то копошилось, что на поверку оказалось обычной полевой мышью, решившейся перебежать мощеную галькой дорожку прямо перед носом моих кроссовок.
Хотелось улыбаться. В душе появилось до жути необходимое чувство спокойствия и непонятного счастья. Я вдохнул полной грудью и поднял глаза на небо, усыпанное мерцающими блестками звезд. Хорошо, что академия находится в пригороде: в городе даже сейчас, когда населения, в принципе, не много, небо не видно из-за светового загрязнения…
Саша позорно взяла меня на буксир и потащила вглубь сада, все дальше и дальше по дорожке из мелкой гальки, и вскоре поместье скрылось за рядом высоких фруктовых деревьев. Вспыхнувший впереди свет костра сначала показался мне чуждым этой первозданной красоте, но потом пришло понимание: огонь здесь к месту, он создал какой-то налет… уважения к природе, что ли. Будто показывал, что все — часть одного великого целого, а цивилизация… Ее блага только испортили бы этот момент.
Над садом разлились негромкие гитарные переливы. До боли знакомая мелодия опять тронула струны в глубине души.
Я остановился. Рядом со мной стояла мать. Саша, улыбаясь уголками губ, позволила нам предаться очарованию момента.
На глаза родительницы набежали слезы; она всегда была чувствительна и очень остро воспринимала утраты: свои, чужие — не имело значения. Невидимый пока что музыкант играл мелодию — мама вспомнила и заново пережила те кошмарные моменты. Год назад… Тысяча лет прошла с того самого утра, когда дикторша вечерних новостей запнулась, прикрыла глаза и не смогла сдержать слезы, подорвавшись с места и выйдя с поля зрения камеры. Это был удар не только для телевиденья или армии — для всей страны. Никто этого не сказал, но все знали: шансы на победу остались мизерные… На следующее утро в церквях собрались сотни людей, пришедших помолиться и попросить помощи и защиты, к памятникам возлагались тысячи букетов погибшим героям, каждый столб, каждая ровная стена была обклеена плакатами с изображением тринадцати улыбающихся, живых людей — героев того самого вечернего ролика.