Комаров не отставал от Брахмана, пытая его, что это было на картине. Наконец, Брахман сдался. Он зажег огарок свечи и стал рассматривать книжные полки на стене мастерской.
— Где-то здесь была книжка про них…
— Про кого? — спросил Комаров.
— Про них, про драконов.
На поиски книжки ушло довольно много времени. Надо признать, неслабую библиотеку собрал Шапошник, а Брахман, судя по всему, ее тоже потихоньку изучал.
«Книголюбы чертовы!» — выругался про себя Комаров.
— Вот, смотри! — воскликнул режиссер. Он вытянул с полки тонкую книжку в темной крафтовой обложке, издание на русском языке старой орфографии. На обложке не было никакого названия, но на первых листах — качественная литография, изображавшая огромного комодского варана.
Комаров с удивлением стал листать книжку и наткнулся на небольшой очерк о Миклухо-Маклае. Комаров давно ничего не читал, он с некоторым упоением стал разбирать русский шрифт с ятями и ерами, от которого пахнуло чем-то далеким и щемящим и все же таким реальным, таким осязаемым.
Рассказ про гигантскую рептилию
Когда Миклуха-Маклай был в Индонезии, на одном из островов он тяжело перенес лихорадку и, чтобы не допустить возврата болезни, некоторое время употреблял опиум. На острове ему неоднократно попадались останки доисторических животных, которые он зарисовывал в своих тетрадях.
В один из таких вечеров он встретил гигантского комодского дракона, на тот момент еще не описанного в науке. Аборигены же называли его именем «ора». Это была огромная старая особь, длиной метра под три, таких теперь уже не встретишь нигде в Юго-Восточной Азии.
Гигант стоял, высоко задрав голову, слегка ею покачивая, и смотрел бесстрастными мертвенными глазами с приспущенными веками прямо на Миклуху, в его утробе что-то урчало. Как сказали потом аборигены, он только что живьем заглотнул довольно крупного ягненка. Голова же его при этом была высоко поднята над землей, вероятно, потому, что задние копыта жертвы все еще торчали в горле, медленно опускаясь по пищеводу.
— Сгинь, нечистая сила! — крикнул Николай Николаевич и перекрестил морду ящера.
Однако тот не сгинул, он лишь изредка помаргивал ледяными глазами. Через пару минут ора неспешно пошел вперед, широко расставляя согнутые в суставах лапы, так что тело, покрытое бугрящимися складками, с каждым шагом перекатывалось слева направо — как это бывает при ходьбе у очень полных и при этом важных и чванливых людей.
Тогда Миклухо-Маклай вернулся в плетеную хижину, уткнулся в походную войлочную подушку и задрожал всем телом. Болезнь сказывалась, он был еще слаб.
— Да, зря я сюда приехал! — бормотал он, вздрагивая как будто от озноба.
На следующий день, когда действие опиума прошло, путешественник подумал, что все это было сном или видением. Однако в памяти его отчетливо запечатлелся пугающий дракон — его пустые глаза казались преисполненными гордыни. Но уже через несколько дней он увидел схватку двух гигантских живоглотов, которые в борьбе за территорию или за самку наносили друг другу удары тяжелыми хвостами, а потом поднялись на задние лапы и пытались раздавить друг друга наглыми выпуклыми животами.
Местные охотники, ободрав одного крупного дракона, подарили Миклухе его прекрасную шкуру, не уступавшую по качеству крокодиловой коже. А разделанную тушу и кости ящера Николай Николаевич с неподдельным интересом изучал. К сожалению, утрачен его дневник той поры, где были зарисовки и фиксировались рассказываемые события.
Впоследствии ученый путешественник любил вспоминать свою первую встречу с орой, при этом он обряжался в драконью шкуру, так что задние лапы и хвост волочились по полу и по лестницам. Так он ходил по своему дому, раскачиваясь слева направо, как комодское чудище, высоко задрав голову с жуткой пастью и с высокомерием посматривая на домашних и гостей. А в подарок Семенову Тянь-Шанскому он привез крупное драконье яйцо.
Да, варан на литографии напоминал то животное, которое изобразил на холсте Шапошник. И все же оставался у Комарова какой-то привкус сомнения, больно уж осмысленным предстал на холсте взор этого отвратительного существа.