В тот день Комаров услышал слова, обращенные к себе, и увидел своего сына Иннокентия. Это было как сон наяву. Иннокентий явился в образе достаточно смутном, уже пожилым человеком, тем не менее, узнаваемым. Комаров жадно вслушивался в доносившиеся с Земли голоса, хоры, обрывки слов. Кто-то нараспев просил за него, Комарова, кто-то говорил про какое-то омывание грехов кровью… Комарова как будто обожгло чем-то бесконечно далеким, почти нереальным. Очевидно, сын протягивал отцу руку помощи. Комаров давно не лил слез, глаза его уже высохли и слезились обычно только от копоти. Казалось, и сама душа его стала сухой, дымной и темной как зола. Но на этот раз влага наполнила глаза и выступила из-под век.
Комаров глубоко погрузился в воспоминания, и геенская гипнотическая точка ненадолго оставила его… Нахлынули воспоминания о смерти отца.
Уже повзрослев, Комаров осознал, чем болел отец. В детстве это не воспринималось, и случайно услышанные разговоры взрослых об этом не задерживались в памяти. Болел его отец, получив большую дозу облучения, поскольку принимал участие в так называемой ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной станции.
Отец угасал быстро, облысел и исхудал, несколько раз его клали в больницу, потом он возвращался домой. Наступил момент, когда отец не вернулся. Родня, жалея мальчика, не говорила ему, что папы больше нет. Но перед тем в коридоре их квартирки треснуло зеркало. Две трещины пошли по диагоналям. В том месте, где они сходились, из зеркала вывалился кусок. Комаров смотрел на себя в треснувшем зеркале, но на месте лица была зияющая дыра, в которой просматривались старые обои. Этот случай поразил его.
Вскоре Комаров подслушал разговор соседей, в котором они называли его сиротой. Он не был уверен, что речь шла о нем, Комарове, но сама мысль эта обожгла его. Ведь он так сильно ждал отца. Мальчик тяжело заболел. Долго он температурил, бредил. В бреду он видел отца, шел по пятам, терял его, звал. Потом пришел еще более тяжкий бред, в котором он очень боялся потерять мать… Бред был устроен таким образом, будто кто-то убедил мальчика, что мать скоро умрет. И он жутко страдал.
На самом пике болезни, где-то на пределе борьбы за жизнь, Комаров увидел длительный диковинный сон. Затмение солнца, черный диск, потемневшее небо. Затмение это слишком долгое, кажется, оно продолжается часами… Земля погрузилась во мглу, и крики зверей оглашают старый лес… Мальчик идет по этому лесу, заходя все глубже и глубже. И вот он видит, что лес состоит не из зеленых деревьев, как раньше, а из голых иссохших стволов, чрезвычайно толстых чудовищных размеров стеблей, каких-то гигантских трав. Лес приобретает сказочные, зловещие черты, он преисполнен странным светом, не солнечным и не лунным. Тропы в лесу хорошо просматриваются из-за синеватых и фиолетовых подсвечивающих в темноте растений — борщевиков-великанов…
Тропа там и здесь усеяна трупами птиц… Мальчику встретилась лягушка с двумя головами, дорогу ему перебежал огромных размеров кузнечик ядовито-оранжевого оттенка, с лапками растущими не по бокам его тела, а сверху, пробиваясь через спину, там, где должны быть крылья. На одной из лапок его Комаров отчетливо разглядел страшный фасеточный глаз с огромным числом зеленых игольчатых зрачков. А на голове кузнечика глаза не было, это была сплошная слепая морда, хотя и с длинными усами.
Пейзаж меняется, лес становится более редким. На косогоре хромает больной лось с недоразвитыми, слабыми ногами. За лосем идут две крупные лисицы, тоже нездоровые, слабые, облинялые, с лишаями на мордах и лопатках. Лисы не красные, а грязно-розовые, как свиньи. Одна из лисиц подбирается к бедолаге сзади и вонзает в его круп зубы. Лось истошно, рыдающе, почти по-человечески кричит… У него нет сил сопротивляться, он уже недалек от исхода и только слегка рванулся вперед. Однако и лисица не вкушает его плоти. Ее гнилые зубы увязли и остались в крупе лося, а сама она отваливается от него и, оставшись без зубов, мучительно и слюняво потявкивая, плетется к оврагу, к ручью… Вторая же лисица не осмеливается напасть на лося… Вместо этого она с прохладцей, брезгливо ковыряется в падали, что попалась ей на дороге…
Пройдя косогор, Комаров оказывается у заброшенного заколоченного колодца. Пейзаж мучительно напоминает ему что-то, но он не может вспомнить, что это за место. На возвышенности, среди брошенных изб и сараев он видит часовню. В окне часовни подрагивает огонек свечи. На пороге часовни он видит свою прабабушку Марью Матвеевну. Он никогда не видел ее живой, но видел на семейных фотографиях, на каком-то портрете. Потом Комаров найдет это старое потрескавшееся фото, на котором прабабушка, еще довольно молодая, держит на руках младенца — своего внука, то есть отца Комарова…