Ему читали нотации, а потом заклинали самыми жуткими заклинаниями. Но он никак не реагировал на это, он даже не вступал в диалог с палачами, опасаясь, как бы не обнаружить перед ними ту огромную горючую волю, которую обрел он благодаря зеркалу.
После клеймления Комаров от лютой боли впал в обморочное состояние. Однако при выходе из обморока его посетило видение, очень яркий сон. Не галлюцинация с карликом или другими монстрами, а первый настоящий сон за все время существования после земной гибели. Он явственно видел, как пробирается в городе-лабиринте к заветному выходу. Едет на горизонтальном лифте в сектор 61, затем пробирается на 61-й ярус и оказывается в отсеке 61–61. В нем он находит задраенный люк, однако с помощью лома отваливает этот люк и проходит в технические этажи, там он спускается по узкой пожарной лестнице и выходит в канализационную шахту. Наконец, из шахты он поднимается к нужной двери и выбирается на воздух — прочь из проклятого града пыток!
Продолжение сна было настолько восхитительным и лучезарным по сравнению со всем его существованием в городе-лабиринте, что от него захватывало дух. Комаров оказывался на весеннем лугу — огромном и пространном как степь, с еще совсем молодой травкой, залитой местами дождевой водой. Вокруг выхода из Ликополиса из древних камней, вросших в землю, выложен лабиринт, Комаров послушно пошел по нему, петляя, — и лабиринт выводит его в нужном направлении.
Кое-где он видит пасущихся лошадей, теребящих губами всклокоченные кочки. Над горизонтом синеют горы. И во сне он уже уверенно понимает, куда нужно идти. Впереди на несколько верст простирается почти идеально ровная ширь. Ближе к горам она завершается грядой высоких камней и скалистых уступов. Именно туда, к уступам и следовало идти Комарову, там, среди этих уступов, высился длинный менгир, он и служил ориентиром.
Вот он подбирается к старинному камню, он разглядывает его… Менгир увенчан широким неровным диском с грубо вырезанным изображением равностороннего креста. Комаров видит далее в глубине каменной гряды плиту со знаком, который он узнал. Откуда узнал, из какого прошлого или будущего — неведомо. Знак изображает геометрическую фигуру, почти такую же простую, как крест, — это треугольник, верхний угол которого образует узенькое бутылочное горлышко, поскольку ребра треугольника не заканчивались, а продолжались лучами вверх. Комаров сразу же подумал почему-то, что теперь, в Ликополисе, он находится внутри треугольника, что основание этой фигуры, дно треугольной колбы — это и есть град наваждения и кошмара. Вершина же треугольника с двумя стремящимися в небо лучами — исход на свободу, возвращение в свет и явь.
Обойдя плиту, Комаров видит, что она часть, вернее фасад древнего пилона из грубого базальтового камня, внутри которого есть пространство. Там и должно решиться все. Комаров вступает в это пространство, внутри которого выложена круглая площадка из плоских камней. Встав в середину круга, на небольшую гладкую плиту, истертую когда-то чьими-то ногами и коленями, он и сам опускается на колени и ждет… Вскоре он слышит мощный голос, исполненный совершенства, не таящий в себе ни угрозы, ни приторной доброты — но свидетельствующий о внутренней правде говорящего. Этот голос врезался в сознание Комарова.
Первый вопрос звучал так: «Кем ты был?»
— Я был человеком, — ответил Комаров, причем и во сне, и потом, когда он вспоминал этот сон, он был убежден, что ответы эти порождал он сам; что они не навеяны извне, как это бывает в сновидениях… И подтверждением этого стал второй вопрос, на который Комаров не знал, что ответить…
— Кто ты теперь? — произнес вопрошающий.
Комаров бормотал что-то, выдавливал из себя слова, и наконец произнес:
— Я не знаю, кто я… Я потерялся…
На этом месте сон был прерван, стражи жестко вытолкали Комарова из предбанника карцера. Наказание клеймлением было завершено.
Стоя у зеркала в потайном коридоре, Комаров разглядывал свежее клеймо во лбу. Место клеймления воспалилось и, казалось, светилось в полумраке.
Вспомнились слова двойника: «Город-лабиринт это не внешняя тюрьма. И если бы ты мог освободить свой дух, Ликополис тебя не удержал бы». Как же такое возможно, задавался вопросом Комаров, что стены этой внутренней тюрьмы так крепки, а истязания столь ужасны? Как я мог сам довести себя до такого положения, что мучаю самого себя, да еще так жестоко?