Осталось совсем немного — и мы, парализовав войско Врага, тогда присоединим уже и саму Землю к темным мирам. А на Земле нас ждут!
Оргия
Заседание становилось все более яростным и митинговым. Прислуживающие стражи разнесли по залу несколько чаш, наполненных зельем.
Интендант Ликополиса провозгласил:
— Пьем здоровье великого магистра, наместника Тьмы!
Чаши передавали по рядам, одна чаша была в президиуме, другая большая чаша — в дамской полузале за спиной президиума, и много чаш — в большом зале.
После того как вице-король нижних миров отключился и ушел с экрана, члены совета как будто расслабились, распустили узлы галстуков и расстегнули вороты рубашек, из-под которых показалась поросшая волосами кожа, у многих из них шерсть пробивалась под самые кадыки…
Чаши наполняли и пускали по кругу еще не раз. И вскоре зелье начало действие. Комарову показалось, что участники собрания выходят из себя. Некоторые стали бродить туда-сюда, другие опустились на пол и раскачивали ступнями как на разминке. Вице-магистр, чтобы выпить зелья, всякий раз надевал голову, и когда зелье, оросив его гортань, проливалось внутрь, он вытирал салфеткой уста и вновь снимал голову, аккуратно ставя ее на подставку.
Комаров в своем зеркальном видении приблизился к маршалу почти вплотную и, когда тот снимал голову, заметил, что в месте стыка головы и шеи торчат тончайшие как волос проводки, а также микроскопические шлюзы под чипы и другие соединения. «Тонкая работа, похожа на японскую», — подумал впечатленный Комаров, видя этот искусно сделанный протез головы.
Быстрее всего зелье подействовало на дам. Они разбрелись по залу, поблескивая жгучими глазами, некоторые из них, испытывая жар и удушье, стали обнажаться. И хотя их тела были не столь волосатыми, как у мужей Ликополиса, но для дам, пожалуй, со слишком густой растительностью… Среди них попадались и совсем девочки, и древние старухи, многие из которых были с венозными, дряхлыми телами, с огромными плоскостопыми ступнями.
Прошло еще минут 15, и заседание совета Ордена все больше и больше приобретало черты беспорядочного шабаша. Стражи начали петь песни завывающими голосами, причем песни эти не напоминали официальные гимны и мессы, а скорее подходили бы для оргий. Гетеры пустились в пляс, увлекая в танцы некоторых из стражей. Выпив еще зелья, все разом зашумели, кто-то пел, кто-то кричал, третьи вещали и пророчествовали, наиболее чувствительные к зелью впадали в экстаз и исступленно выкрикивали односложные заклинания. По залу летела слюна. Дамы сбрасывали с себя одежды и помогали раздеваться нерасторопным кавалерам. Дело шло к свальному греху.
Лишь один безголовый маршал и его свита в сутанах сидели на прежних местах. Вице-магистр выглядел посреди этого темного праздника совершенно безучастным. Зелье, казалось, не действовало на него.
Комаров с отвращением наблюдал то непотребное действо, в которое выродилось чинное поначалу заседание. Одна из гетер с огромной копной рыжих волос воскликнула:
— Сольемся же во славу Чистильщика, Сына Погибели!
Стражи начали совокупляться, кто-то парами, а кто-то втроем и вчетвером, образуя цепочки сладострастия. Все виды извращений были явлены здесь. Странное сочетание членов, конечностей, деформированных тканей тела, откляченных задов, грудей разной степени отвислости, целлюлитных окороков, дряблых мышц, искаженных ртов с острыми зубами, хищными вставными челюстями, красных, сочащихся слюной языков — все это слилось в одну многорукую и многоногую кашу. Дамы рычали и рыдали, кавалеры стонали, вскрикивали, охали, звериные звуки и звонкие шлепки наполнили зал. Одна из старух, страдавшая слоновьей болезнью ног, с тройным массивным подбородком, с многочисленными складками на брюхе, чуть не раздавила собой доброго знакомого Комарова — стража-библиотекаря, который по несчастью под ней оказался. Комарову хотелось прервать подглядывание, но какая-то сила держала его у зеркала, как будто что-то важное он должен был еще увидеть. Очень скоро омерзительный свальный грех кое-где начал переходить в драки, довольно жестокие. В воздухе оказались стулья, канделябры, в одном месте от опрокинутых свечей прогорал и дымился палас.