Выбрать главу

Песок замалчивания густо сыплется на Русскую Жизнь и Культуру… Но пройдёт и эта Беда…

А бесы кричат, что писателей уже никто не слушает и они никому не нужны… Ложь!.. Да один Александр Проханов, героически прорвавшийся на государственную сцену, стоит рати пенных деньголюбивых журналистов.

Да!..

Дорогой собрат, Виталий Аверьянов! Желаю Тебе и дальше, с Божией Помощью, весело и грозно скакать на Трёх Конях… Поэзии… Песни… Мудрости… И пробуждать в людях Добро… Любовь… Надежду… Свет Божьего Слова…

И быть не Всадником Апокалипсиса, которых нынче шелудивое множество и которые блудливо упоённо сладострастно вещают о Конце Света, ощупывая в карманах иудины 30 сребреников, а быть трепещущим солнечным Парусом в Океане Святой Руси — Вновь Распятой и вновь Воскресающей на наших глазах…

С Богом!..

Восемь муз из девяти

О романе «Бесконечный спуск»

Владимир Елистратов[7]

Ассоциативное огниво

Открываем прозу Виталия Аверьянова, прозу философа.

Русская философия всегда была, так сказать, иконической, то есть образной. Иначе говоря — художественной. Это вам не германское философское терминоложество. Не Аристотелевская классификационная диктатура. Это скорее Платоновская многозначная эйдетика в самом ее исконном смысле. Самодержавие Иконы-Образа.

Повторю сакраментальный трюизм: любой настоящий русский философ — художник, любой настоящий русский художник — философ. Это такая фатальная риторическая фигура русской ментальности — хиазм. От соответствующей буквы греческого алфавита в виде Андреевского Креста. Это вечный крест настоящего русского творческого человека. И не важно, какой из девяти муз он служит.

Роман Виталия Аверьянова — это художественный трактат. Или философская проза. Что одно и то же. Как говорится, «фишка» здесь следующая.

Если бы Аверьянов был, скажем, Джойсом, он бы и выступил как Джойс, то есть примерно как профессиональный шифровальщик британской разведки. Каждый знак текста имел бы одну дешифровку. Слопал этот дублинский хрен почки — вот тебе подтекст из античности, потужился в сортире — вот тебе другой подтекст. Однозначный, как термин какого-нибудь Авенариуса. Филологам, философам, культурологам есть чем заняться. От Юстаса Алексу.

Но Аверьянов не Джойс и не Авенариус. Его угораздило родиться русским. С хиазмом-крестом и образом-иконой, которые ему предстоит нести всю жизнь. И вот следствие.

Когда я читал роман, я постоянно ловил себя на том, что нахожусь в каком-то 3D, даже в 33D. То есть я вижу, что в тексте есть некий подтекст. Но мне сразу становится не так важно, что именно вложил туда сам автор, а важно, что удается вынуть из текста мне самому. Я как бы вступаю в поле полной семантической свободы, а лучше сказать — смысловой воли. Автор великодушно предоставляет мне безграничное право делать с его текстом все, что я хочу. Мне — и сотням других читателей.

Например. В эпиграфе есть ссылка на Данте. Все понятно. Круги ада и все такое. Только этому предшествует антитеза альпинистов и горнолыжников. Главный герой — горнолыжник. Он спускается в ад. А в конце — побег, то есть он поднимается. А кем был Данте? Ад у него описан сочно. Чистилище — пожиже. Редкий читатель дочитывает «Божественную Комедию» до сусального рая. Почему-то вспоминаются горнолыжные итальянские курорты… Нет, все-таки Данте — горнолыжник. А тут еще Гоголь, сжегший «Чистилище» второго тома…

Фамилия главного героя — Комаров. А это, случаем, не погибший советский космонавт?..

Название произведения — «Бесконечный спуск». Первая ассоциация — «Бесконечный тупик» Галковского. Или это издержки ассоциативно-семантического поля гуманитарного образования?

Для меня многие эпизоды «Бесконечного спуска» суть ассоциации, мои, личные! с — а) «Кин-дза-дза!», б) известным текстом Оруэлла, в) фильмами Тарковского. Что касается Тарковского, это не только «Зеркало». Это, например, еще и карлик из «Соляриса», и Зона из «Сталкера».

А разбитое зеркало в моем сознании четко легло на «полочку» «Черного человека» Есенина. А побег Комарова — связался с последней главой булгаковского «Мастера…». А главка про сад с различными формами сизифова труда (Березовский, Яковлев) — с садовником Европы Боррелем. Ведь, собственно говоря, Комаров побывал не только в аду, он посетил «Мета-Запад». Здравствуй, Даниил Андреев…

вернуться

7

Владимир Станиславович Елистратов — известный языковед, писатель, автор целого ряда выдающихся словарей, доктор культурологии, заслуженный профессор МГУ.