Це правда. Так было. И была лютая ненависть к австрийцам и немцам, грабившим «ридну неньку». Были удары офицерских стеков по мужицким мордам, и спины гетманских сердюков, исполосованные шомполами, и расписки на клочках бумаги от немецких интендантов: «Выдать русской свинье за купленную у нее свинью 25 марок».
Было и другое. Германский военный куратор власовских формирований РОА генерал Кестринг, посмотрев спектакль «Дни Турбиных», узнал себя в булгаковском персонаже фон Шратте - представителе оккупационного командования, эвакуировавшем Скоропадского в Берлин под видом раненого немецкого офицера.
Это еще не смешно. Юмор в том, что избрание Скоропадского «гетьманом всея Украины» 29 апреля 1918 года состоялось в Киевском цирке. В богатой черкеске, малиновых шароварах от запорожской «сиромахи», в татарских ичигах без шпор, с обритой налысо головой - он походил на переодетого клоуна, потешавшего благородную публику комичными оборотами мовы из самопальной «Украинской грамматики» Игнатия Перпилло: «Ласкаво прохаю, Панове!»
Клоуном Скоропадский и был. Других гетманов на арене Киевского цирка не видели. Уси побиты до Тягнибока.
Полнолуние змееносцев
Есть у революции начало, нет у революции конца. Провидческие слова, истинная правда. История переворачивает песочные часы вечности, и последние становятся первыми. Только, как правило, на короткий период, потому что в процесс вторгается третья сила. На Украине, где оголтелый погром назвали революцией, третьей силой стали боевики из радикального сброда, действующего под знаменами Бандеры, политическим клоном которого презентовал себя Тягнибок. И стихотворная строка получила логическое продолжение: нет у революции иконы, есть у революции мурло.
Европейские телеканалы явили миру реальный образ субъекта революции - нового гайдамака, не вдаваясь в этимологию турецкого слова «хайдемак», что означает «нападающий». Бойцы «Беркута» отловили на улице Грушевского такого «хайдемака», раздели догола, вывели на мороз, дали в руки его же топор с длинной рукояткой, коим он внушал милиции заповеданную «лябовь» к самому себе, и стали фотографировать. Зря, конечно, подставились с этой фотосессией - весь мир заговорил о зверствах режима Януковича по отношению к «мирно протестующим оппозиционерам».
Жалкий, трясущийся от страха и холода, дико мирный «оппозиционер» с нелепым хвостом на голове, о котором упоминал полковник Турбин, представился на камеру, роняя сопли: «Михаил Гаврилюк, боевик из 4-й казачьей сотни збройних сил самообороны». Та який же вин мирный! Дали гайдамаку пенделя и втолкнули обратно в автобус. Змееносцы Евросоюза совокупно стенали: «Остановите милицейский произвол, иначе будут вам санкции!» Лидер фракции «Батькивщина» Арсений Яценюк, едва спасшийся накануне от горячей любви к нему быдпяков-гайдамаков, ободрился и предъявил президенту ультиматум: в 24 часа передать власть революционному Майдану, то есть - лично ему, Яценюку, и трохи - боксеру Кличко с Тягнибоком. Бабка Руденчиха резюмировала: «Ось що бувае за дурною головой!» Непонятно было - ко всей Европе это относилось или к одному Яценюку.
Руденчиха, надо заметить, бодро стучала пятками по шляху в направлении города Киева, ставшего, как говорили, городом Змиевым, что было для нее неприемлемо ни с какой стороны. Собиралась бабка помолиться в Софийском соборе за спасение душ заблудших «хлиборобов», подавшихся в гайдамаки к атаману Болбочуну. Памятью она все еще обреталась в Австро-Венгрии, и дуло ей в спину европейским ветром недобрым, но чем дальше, тем слабее, и в этом состояла положительная сила расстояния. Полная луна освещала путь паломнице. Шагала швыдко, и мысли старалась думать исключительно исторического характера.
Гайдамаки - шо? Отправить на конюшню и сказать, чтоб дали плетей вволю. Руденчиха мыслила шире, достигая заветным словом Переяславскую раду 1654 года, не используя при этом самостийную мову пана Грушевского: «Слава тебе, добрый малороссийский народ! Не корыстью, а честным делом отстаиваешь ты честь Матери городов русских, колыбель Руси, откуда она стала быть. Ты крепче, надежнее и вернее засланных от ляхов гайдамаков. Не выдашь, не отдашь Украины змееносцам подлючим. Ты все снесешь, все вытерпишь под великой защитой Москвы. Слава тебе - и ныне, и присно, и во веки веков. Но есть у меня вопрос от нового Богдана Хмельницкого на новой Переяславской раде: «Вси ли тако соизволяете, люди добрые?..»