В поезде Жоан Магальяэнс решил, что уедет первым же пароходом. У него было сейчас пятнадцать-шестнадцать конто наличными, — этого достаточно, чтобы беззаботно прожить в течение некоторого времени. Но когда Синьо Бадаро проснулся и посмотрел на него, Жоан вспомнил о глазах доны Аны и понял, что девушка стала играть определенную роль в его жизни. Раньше он думал об этом цинично, смотрев на нее как на орудие, с помощью которого он мог войти в семью Бадаро и наложить руку на их состояние. Но сейчас капитан чувствовал не только это. Он скучал по доне Ане, по ее порывистости, по ее то нежному, то строгому обращению, по ней самой, замкнувшейся в своей невинности без поцелуев и любовных грез. Она приедет в Ильеус на праздник Сан-Жорже — так она велела ему передать. Почему бы не дождаться ее и не отложить отъезд до праздника, до которого оставалось уже немного времени? Опасность заключается в том, что Синьо Бадаро может запросить о нем сведения в Рио. Тогда ему, без сомнения, не укрыться от мести этих грубых и вспыльчивых людей; хорошо, если еще удастся спасти жизнь. Он взглянул на дуло револьвера. Но глаза Синьо Бадаро снова напомнили ему дону Ану… Капитан Жоан Магальяэнс не знал, на что решиться. Паровоз гудел, поезд подходил к станции Ильеус.
Вечером он зашел к Марго и передал ей поручение от Жуки.
Марго сменила квартиру, она выехала из пансиона Машадан и сняла маленький домик, где жила вдвоем с прислугой, которая готовила и убирала комнаты. Из Табокаса прибыли ее вещи, и она могла теперь демонстрировать свои элегантные костюмы, разгуливая по Ильеусу с кружевным зонтиком под перешептывания прохожих. Все знали о ее близких отношениях с Жукой Бадаро, расходились только в мнениях относительно того, как именно они сошлись. Сторонники Бадаро утверждали, что Жука отбил ее у Виржилио, а люди Орасио заявляли, что Виржилио к тому времени уже сам ее бросил. После статьи в «О Комерсио» сплетни достигли своего апогея и избиратели Бадаро показывали на улице «женщину, оплачивавшую обучение доктора Виржилио». Марго ходила с видом победительницы. Жука распорядился открыть ей кредит в магазинах, торговцы угодливо склонялись перед ней.
Марго приняла капитана в столовой, предложила сесть. Он согласился выпить чашечку кофе, принесенную служанкой, и объяснил, что пришел с поручением от Жуки. Он просил сказать, что приедет на будущей неделе, и спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь? Марго засыпала капитана вопросами о фазенде. Она тоже чувствовала себя хозяйкой имения Бадаро. Казалось, она совершенно забыла Виржилио, упомянула о нем лишь раз, когда спросила, читал ли Жоан статью в «О Комерсио».
— Кто меня тронет, тому несдобровать… — заявила она.
Затем похвалила Мануэла де Оливейра:
— Молодец, у него есть голова на плечах. — И добавила: — К тому же он весельчак… Я только с ним и развлекаюсь. Он частенько заходит ко мне посидеть… Он такой смешной…
Капитан Жоан Магальяэнс отнесся к этим похвалам подозрительно: кто знает, не путается ли Марго в отсутствие Жуки с журналистом? И так как он чувствовал, что оба они очень похожи — оба авантюристы и чужие среди этих людей, связанных с землей, — то счел своей обязанностью подать ей совет:
— Ты мне скажи: у тебя есть что-нибудь с этим Оливейрой?
Она стала отрицать, но не особенно решительно:
— Разве ты не видишь, что…
— Я хочу дать тебе совет… Ты не желаешь мне говорить — да, собственно, я и сам не хочу ничего знать. Но я тебе одно скажу: будь осторожна с Бадаро. С ними шутить нельзя… Если ты дорожишь своей шкурой, не вздумай его обманывать… Такие люди не любят шуток… — Говоря это Марго, он, казалось, убеждал самого себя. — Лучше отказаться от задуманного, чем обманывать их…
8
В двухэтажном домике неподалеку от порта расположилась экспортная фирма «Зуде, брат и Кo». Внизу был склад какао, на втором этаже — контора. Это была одна из трех-четырех фирм, начавших заниматься экспортом какао, который здесь получил развитие всего несколько лет назад. До этого вся продукция какао, в ту пору еще незначительная, потреблялась внутри страны. Но с расширением плантаций некоторые торговцы Баии и кое-кто из иностранцев — швейцарцы и немцы — основали фирмы по экспорту какао. Среди них была фирма братьев Зуде, двух экспортеров табака и хлопка; они занялись и вывозом какао. Открыли филиал в Ильеусе и послали управляющим Максимилиано Кампоса, старого, уже седовласого служащего с большим опытом.
В те времена экспортные фирмы еще заискивали перед полковниками, служащие и управляющие отвешивали им поклоны и рассыпались в любезностях, владельцы фирм устраивали для фазендейро банкеты, водили их в кабаре и публичные дома. Конторы по экспорту какао были еще небольшие — как правило, они представляли собой всего-навсего отделения крупных экспортных фирм, торговавших табаком, кофе, хлопком и кокосовыми орехами.
Поэтому, когда Синьо Бадаро поднялся по лестнице торгового дома «Зуде, брат и Кo» и открыл дверь в кабинет управляющего, Максимилиано Кампос поспешно поднялся пожать ему руку:
— Какой приятный сюрприз, полковник!
Он предложил ему свое кресло — лучшее в кабинете, а сам скромно уселся на плетеный стул.
— Давненько вы не появлялись. Я сам наведывался к вам насчет урожая…
— Я уезжал на плантацию… Был занят…
— Ну, и как идут дела, полковник? Что вы скажете о нынешнем урожае? Похоже, что он оставил далеко позади прошлогодний, не так ли? Мы только недавно начали операции, но скупили уже больше какао, чем за весь прошлый год. И это при том, что некоторые крупные фазендейро, вроде вас, еще ничего не продавали…
— За этим я и приехал… — сказал Синьо.
Максимилиано Кампос сделался еще любезнее:
— Решили не ждать более высоких цен? Думаю, что вы поступаете правильно… Я не верю, чтобы какао поднялось в этом году выше четырнадцати мильрейсов за арробу… И, знаете, при четырнадцати мильрейсах выгоднее выращивать какао, чем молиться богу… — и он засмеялся своей шутке…
— А я полагаю, что цена поднимется выше, сеньор Максимилиано. Думаю, что к концу уборки урожая она составит по меньшей мере пятнадцать мильрейсов. Кто сумеет сохранить свое какао, заработает большие деньги… Производство недостаточно для того, чтобы удовлетворить спрос. Говорят, что только в Соединенных Штатах…
— Это верно, сбыт всего какао обеспечен… Но цены, полковник, нам навязывают гринго. Наше какао пока ничто по сравнению с какао Золотого Берега. А цены на это какао определяет Англия. Когда вы, сеньоры, засадите всю эту землю, повалите весь этот лес, вот тогда мы, возможно, сумеем устанавливать в Соединенных Штатах свои цены…
Синьо Бадаро поднялся. Борода закрывала ему галстук и грудь сорочки:
— Именно это я и собираюсь сделать, сеньор Максимилиано. Я вырублю лес Секейро-Гранде и засажу землю деревьями какао. Через пять лет я вам буду продавать какао с этих земель… И тогда мы сможем диктовать цены…
Максимилиано уже знал об этом. Да и кому в Ильеусе не известны были планы Бадаро в отношении Секейро-Гранде? Однако все знали, что такие же намерения были и у Орасио. Максимилиано заговорил об этом. Синьо Бадаро разъяснил:
— Лес мой, я только что зарегистрировал документ на право владения им в нотариальной конторе Домингоса Рейса. Он мой, и плохо будет тому, кто туда сунется…
Синьо Бадаро сказал это с убеждением, грозя пальцем невидимому врагу, и Максимилиано Кампос отступил перед полковником. Но тот засмеялся и предложил поговорить о делах:
— Я хочу продать свой урожай. Сейчас я реализую двенадцать тысяч арроб… Цена сегодня — четырнадцать и две десятых мильрейса за арробу… Итого сто семьдесят конто. Согласны?
Максимилиано произвел подсчет. Поднял голову, снял очки:
— А условия расчета?
— Мне не нужны деньги сейчас же. Я хочу, чтобы вы открыли мне кредит на эту сумму. Мне понадобятся деньги на вырубку леса и устройство плантаций… Я буду забирать их постепенно…