Но врачу ничего не удалось сделать, не удалось и другим врачам Ильеуса, и доктору Педро, приехавшему из Табокаса. Перед смертью Жука позвал Синьо и по секрету попросил, чтобы тот дал денег Марго.
В комнате уже собралось много народу, и Жука тихо сказал капитану и доне Ане:
— Я хочу мальчика, не забудьте! Бадаро! — И он попросил дону Ану, гладя ее по руке: — Назови его моим именем…
Олга истерически рыдала, но Жука не обращал на нее внимания: он умер спокойно. Последние его слова были о Секейро-Гранде — он жалел только, что не увидит лес засаженным какао.
Со времени смерти Эстер в Ильеусе не было таких похорон. Из Табокаса тоже прибыл специальный поезд. Антонио Витор опять надел свои ботинки со скрипом, он плакал, как малое дитя. Мануэл де Оливейра поместил в «О Комерсио» некролог, полный похвал покойному, доктор Женаро произнес у открытой могилы речь, изобиловавшую резкими нападками по адресу Орасио. Теодоро дас Бараунас поклялся отомстить. Когда гроб опустили в могилу, дона Ана бросила на него букетик цветов, Синьо кинул первую горсть земли.
Ночью в своем опустевшем доме Синьо расхаживал из угла в угол. Он обдумывал план мести. Ему было ясно, что посылать убивать людей Орасио, этих примкнувших к нему земледельцев, не имело смысла, надо было покончить с самим полковником. Только одна жизнь могла оплатить жизнь Жуки — и это была жизнь Орасио да Силвейра. Он решил, что во что бы то ни стало прикажет его убить. У него был разговор с Теодоро и капитаном Магальяэнсом, при котором присутствовала дона Ана. Доктор Женаро и полицейский инспектор считали, что Орасио следует привлечь к судебной ответственности. Человек, убивший Жуку, был жагунсо Орасио, все знали, что он работал на его фазенде. Но Синьо сделал резкий жест рукой: это дело не для суда. Мало того, что нелегко доказать виновность Орасио, поскольку убийца скончался. Синьо Бадаро не почувствовал бы себя отомщенным, увидев Орасио на скамье подсудимых. Дона Ана была того же мнения, согласился с этим и капитан. Жоан Магальяэнс был немного напуган — неизвестно, чем все это может кончиться. Теодоро дас Бараунас на следующий день отправился, чтобы заняться этим делом.
Но убить Орасио было нелегкой задачей. Полковник знал, что на дороге и в Ильеусе его подстерегала опасность. И он почти не выезжал с фазенды. Когда он направлялся в Феррадас или Табокас, его окружала многочисленная свита жагунсо, обладавших метким глазом, почти всегда рядом с ним ехал Браз. В Ильеусе он не появлялся уже несколько месяцев, Виржилио приезжал на фазенду информировать полковника о ходе судебных процессов. В конце концов доктор Женаро все же убедил Синьо подать в суд на Орасио. Синьо наконец согласился, теперь у него были на это свои причины.
Полицейский инспектор произвел расследование, съездил в Табокас, отыскал несколько свидетелей, которые подтвердили, что человек, убивший Жуку, был работником с фазенды Орасио. А один человек из порта, носивший на пальце перстень с фальшивым брильянтом, передал полицейскому инспектору разговор, который произошел у него с убийцей в таверне испанца накануне преступления. Убийца сильно подвыпил и проболтался человеку с перстнем. У него было много денег, он показал бумажку в сто мильрейсов и по секрету рассказал, что ему предстоит выполнить важное задание полковника Орасио. Это был наиболее серьезный свидетель обвинения. Прокурор принял заявление Синьо Бадаро, оказал давление на судью. Все, чего удалось добиться Виржилио, — это не подвергать Орасио предварительному тюремному заключению. Судья извинялся перед Синьо Бадаро: «Кто осмелится арестовать полковника на его фазенде? Ради поддержания престижа правосудия целесообразнее взять Орасио лишь в день суда». Виржилио обещал, что его подзащитный явится на рассмотрение дела.
Доктор Женаро возлагал большие надежды на то, что ему удастся добиться желательного состава присяжных, который вынесет полковнику обвинительный приговор. Бадаро господствовали в политическом отношении; возможно даже применение самой высокой меры наказания. Однако Синьо надеялся, что он успеет покончить с полковником еще раньше, чем тот предстанет перед судом. Или, в крайней случае, как он сказал Жоану Магальяэнсу, в самый день суда. Поэтому он и согласился на процесс.
Орасио, казалось, нисколько не был озабочен этим судебным делом. Его интересовал другой иск, который он возбудил против Синьо и Теодоро, — относительно прав на владение лесом Секейро-Гранде. Адвокаты наживались на всех этих процессах, писали прошения, полные взаимных оскорблений, готовили речи, которые они собирались произнести в суде.
Несмотря на то, что организовать убийство полковника было делом нелегким, Орасио уже дважды был на волосок от смерти. В первый раз покушался человек, посланный Теодоро: от сумел добраться до развесистой гойябейры близ дома полковника, прождал несколько часов, пока Орасио появился на веранде и, усевшись на скамью, начал резать сахарный тростник для своего любимого мула. Пуля попала в животное, Орасио побежал за покушавшимся, но не догнал его. В другой раз это был старик, который появился на фазенде Бадаро и сам вызвался убить Орасио. Он не требовал, чтобы ему за это заплатили, он только попросил оружие. Ему нужно свести счеты с полковником, заявил он. Синьо велел дать ему ружье. Старик был убит в лунную ночь, когда пытался пробраться к дому Орасио. Кто-то вспомнил, что это отец Жоакина, который когда-то владел небольшой плантацией, впоследствии ставшей собственностью Орасио.
После этого покушения Орасио усилил охрану фазенды. Он выходил редко, но это не мешало его людям не переставая вырубать лес Секейро-Гранде. Еще немного, и они встретятся с работниками Бадаро, продвигавшимися с противоположной стороны. Лес все больше редел, саженцы какао, заготавливаемые для посадки, заполняли склады на той и на другой фазенде. Когда случалось, что жагунсо Орасио встречались с жагунсо Бадаро, происходила перестрелка, на дорогах проливалась кровь.
13
И вот однажды утром, когда люди в лесу уже заслышали стук топоров своих противников на другом берегу реки, Ильеус, проснувшись, узнал сенсационную новость, принесенную телеграфом: федеральное правительство издало декрет о назначении в штат Баия интервентора. В город были введены новые воинские части, губернатор ушел в отставку, глава оппозиции прибыл из Рио на военном корабле, чтобы вступить на пост интервентора. Теперь власть перешла к Орасио, Синьо Бадаро оказался в оппозиции. Телеграммой нового интервентора префект Ильеуса был смещен, а на его место назначен доктор Жессе. С первым пароходом из Баии прибыли новый судья и новый прокурор, и они же привезли назначение Браза полицейским инспектором округа. Прежний судья был переведен в маленький провинциальный городок, но он не согласился с этим и подал в отставку. Поговаривали, что он уже достаточно разбогател и больше не нуждался в месте судьи, чтобы зарабатывать на жизнь. «А Фолья де Ильеус» выпустила специальный номер, первая страница которого была напечатана в две краски.
Только тогда Орасио появился в Ильеусе, отозвавшись на телеграмму интервентора, который пригласил его приехать в Баию для переговоров. Полковник принимал поздравления друзей и избирателей. Виржилио поехал вместе с ним. Целая толпа, пришла провожать его в порт. На борту парохода Орасио сказал адвокату:
— Можете считать себя депутатом национального конгресса, доктор…
Синьо Бадаро тоже приехал в Ильеус. Он переговорил вечером с доктором Женаро, с бывшим судьей, с капитаном Жоаном Магальяэнсом. Приказал своим людям ускорить вырубку леса. На другой день он вернулся обратно. Теодоро дас Бараунас ожидал его на фазенде Санта-Ана.
14
Телеграмма Браза оторвала Орасио от политических переговоров с интервентором, от объятий женщин в баиянских кабаре, от выпивок с политическими деятелями в шикарных барах; эта телеграмма заставила его выехать из Баии первым же пароходом. Люди Бадаро не только напали на работников Орасио, вырубавших лес, и устроили настоящую резню, но и подожгли несколько плантаций какао, принадлежавших Орасио.
Вот уже много лет шла борьба между противниками, но ни один из них не трогал плантаций своего врага. Огонь пожирал нотариальные конторы, маисовые и маниоковые плантации, склады какао; падали убитыми люди, но деревья какао никто не трогал.