Синьо Бадаро понимал, что это его последняя карта. С переменой политической обстановки он лишился своих главных козырей. Доказательством тому явился неприятный сюрприз, на который он натолкнулся, отправившись продавать свой будущий урожай фирме «Зуде, брат и Кo». Экспортеры, казалось, не были в нем больше заинтересованы, заговорили о денежных затруднениях, предложили, наконец, купить какао под заклад недвижимости. Синьо пришел в ярость; требовать у него, у Синьо Бадаро, заклада плантации! Максимилиано испугался, что полковник его изобьет, настолько он был взбешен. Но все же владелец фирмы отказался купить какао, раз Синьо Бадаро не хочет предоставить требуемые гарантии. Таковы распоряжения, заявил он. И полковнику пришлось продать свое какао по дешевке швейцарский экспортной фирме. После всего этого он предоставил Теодоро полную свободу действий: тот мог в отношении леса поступать, как ему заблагорассудится. Тогда Теодоро поджег плантации Фирмо и Жарде и даже некоторые плантации Орасио. Пожар продолжался несколько дней, ветер разносил его; змеи, шипя, уползали в лес.
В порту Ильеуса друзья Орасио, пожимая ему руку, жаловались на варварские действия Бадаро. Орасио ничего не отвечал. Он отыскал среди присутствующих Браза, и через некоторое время между ними состоялся длительный разговор в помещении полицейского управления. Орасио обещал интервентору, что все будет сделано по закону. Поэтому жагунсо, напавшие на фазенду Бадаро и окружившие каза-гранде, фигурировали в газетах, сообщивших об этом событии, как «солдаты полиции, которые пытались арестовать поджигателя Теодоро дас Бараунас, скрывавшегося, как было установлено, на фазенде Санта-Ана».
Окружение каза-гранде Бадаро явилось финалом борьбы за обладание землями Секейро-Гранде. Теодоро хотел было сдаться, чтобы отнять у Орасио законный предлог для нападения, но Синьо не разрешил ему этого. Он заставил Теодоро тайно уехать в Ильеус, где друзья усадили его на пароход, направлявшийся в Рио-де-Жанейро. Впоследствии стало известно, что Теодоро обосновался в Витории, в штате Эспирито-Санто, где открыл торговое предприятие. Возможно, Орасио знал о бегстве Теодоро. Но если даже и знал, то не подавал виду и продолжал окружение каза-гранде фазенды Санта-Ана, как будто Теодоро укрылся там.
Лес Секейро-Гранде был вырублен, выжженные участки теперь смешались с сожженными плантациями, между ними уже не было границ. Не было больше ни ягуаров, ни обезьян, не было и призраков. Работники нашли останки Жеремиаса и похоронили их. Над могилой был поставлен крест.
Синьо Бадаро со своими людьми оказывал сопротивление четверо суток. И только когда он был ранен и его по распоряжению доны Аны отвезли в Ильеус, Орасио смог приблизиться к дому. Синьо был отправлен утром в гамаке, который несли на руках, а вечером капитан Жоан Магальяэнс заставил Олгу и дону Ану сесть на лошадей и тоже тронуться в путь. С ними отправилась и Раймунда, их сопровождали пятеро жагунсо. Они должны были переночевать на фазенде Теодоро, а на следующий день добраться до поезда, который доставил бы их в Ильеус.
Жоан Магальяэнс с оставшимися людьми засел у берега реки. Антонио Витор, находившийся рядом с ним, по временам вскидывал ружье и стрелял. Капитан, глаза которого привыкли к городскому свету, ничего не различал во мраке этой безлунной ночи. В кого стреляет мулат? Однако ответный выстрел доказывал, что Антонио Витор прав, его глаза были привычны к темноте плантаций, он прекрасно различал в ночном мраке силуэты приближавшихся людей.
В конце концов они оказались окружены, и им пришлось пробиваться к дороге, большинство попало в руки жагунсо Орасио. Жоан Магальяэнс и его люди отступали все дальше, число жагунсо все уменьшалось, и вот их осталось лишь четверо. Тогда Антонио Витор исчез; вскоре он вернулся с оседланным ослом.
— Сеньор капитан, садитесь и поезжайте. Здесь больше делать нечего…
И это была правда. Люди Орасио, возглавляемые Бразом, вступили во двор усадьбы Бадаро. Жоан Магальяэнс спросил:
— А вы?
— Мы пойдем пешком, будем вас охранять…
В тот самый момент, как они тронулись в путь, Браз поднялся на веранду опустевшего дома. В безлунной ночи наступила полная тишина. Люди Орасио собрались во дворе, приготовившись вступить в дом. Один из них, выполняя распоряжение Браза, чиркнул спичкой, чтобы зажечь фонарь. Из дома грянул выстрел, прорезавший мрак; человек спасся чудом. Остальные бросились наземь, а затем ползком стали пробираться к дому. Изнутри кто-то продолжал стрелять, стараясь попасть в Орасио, который находился среди жагунсо. Браз предостерег полковника:
— Осторожнее, там, верно, не один…
Они пробрались в дом с оружием наготове, напрягая глаза, чтобы разглядеть, кто стреляет. В них кипела ненависть, они готовились расправиться с последними защитниками еще хуже, чем с теми, которых только что убили на берегу реки и на дороге, — они выкололи им глаза, отрезали губы и уши и кастрировали их. Они обшарили весь дом, но никого не нашли. Выстрелы смолкли, Браз сказал:
— Наверное, кончились патроны…
Браз шел впереди, двое по бокам, Орасио немного сзади. Оставалось обыскать лишь чердак. Они поднялись по узкой лестнице. Браз распахнул дверь пинком ноги. Дона Ана Бадаро выстрелила, человек упал. И так как это была последняя оставшаяся у нее пуля, она бросила револьвер к ногам Орасио и с презрением сказала:
— Теперь вели меня прикончить, убийца!..
И сделала шаг вперед. Браз раскрыл рот от удивления. Он видел, как она проезжала вместе с Олгой и Раймундой, когда они под охраной нескольких людей бежали с фазенды. Кавалькада проехала недалеко от них, но он не стрелял. Какого же чорта она вернулась? Дона Ана сделала еще шаг вперед, ее силуэт отчетливо вырисовывался при свете фонаря.
Орасио, стоя на лестнице, прижался к стене, чтобы дать пройти доне Ане:
— Уходи отсюда!.. Женщин я не убиваю…
Дона Ана спустилась по лестнице, пересекла залу, взглянула на олеографию, висевшую на стене; пуля, разбив стекло, продырявила грудь танцующей девушки. Она вышла во двор, люди смотрели на нее оцепенев. Один пробормотал:
— Вот дьявол, храбрая женщина!
Дона Ана взяла оседланную лошадь, взглянула еще раз на каза-гранде, вскочила в седло, пришпорила коня и ускакала в темноту безлунной, беззвездной ночи. Лишь когда она скрылась из виду, Орасио поднял руку и громким голосом приказал поджечь каза-гранде Бадаро.
15
Когда доктор Женаро, любитель эффектных фраз, несколько лет спустя переехал в Баию, где были лучшие условия для воспитания детей, он нередко говаривал по поводу столкновений в Секейро-Гранде:
— Вся эта трагедия закончилась комедией…
Он имел в виду суд над Орасио, состоявшийся в Ильеусе. Незадолго до того судья вынес приговор по иску, возбужденному Орасио в защиту своих прав на владение землями Секейро-Гранде. Суд признал права полковника Орасио да Силвейра и его компаньонов и поручил прокуратуре привлечь Теодоро дас Бараунас к судебной ответственности за поджог нотариальной конторы Венансио в Табокасе. Синьо Бадаро и капитану Жоану Магальяэнсу было также предъявлено обвинение, что они зарегистрировали незаконный документ на право владения землей. Этот новый процесс не продвигался, так как Орасио, по совету Виржилио, не форсировал дела. Экономическое положение Бадаро резко ухудшилось: они задолжали экспортерам, погибло два урожая, размеры фазенды не увеличились за этот год столкновений, наоборот, были разрушены не только каза-гранде, хозяйственные постройки и сушильные печи, сгорело много молодых деревьев какао, и плантации был нанесен большой ущерб. Бадаро понадобится немало лет, чтобы хоть частично восстановить их былое богатство. Они уже перестали быть для Орасио противниками.
Судебный процесс только закрепил триумф Орасио. Он явился в тюрьму накануне суда. Лучшее помещение в муниципальной префектуре, здание которой было использовано для суда над Орасио, превратили в камеру для подсудимого. Браз отпустил солдат, он сам составил компанию Орасио. Друзья заполнили помещение, полковник беседовал с ними, велел принести виски; попойка продолжалась всю ночь.