За год, истекший со дня гибели Марка, Вячеслав Софонов очень привязался к Андрею и даже собирался сделать его преемником «Эйфории».
Андрей и Вячеслав подошли к могиле, над которой возвышалось мраморное надгробие с большой фотографией красивого смеющегося юноши с длинными волосами.
На рыхлой могильной земле крест-накрест лежали две увядшие белые розы. Их принесла девушка в белом платье. Она долго стояла над могилой, а потом быстро зашагала в сторону церкви. На следующий день Ангелина вышла замуж за Никиту и уехала с ним в другой город. В этом все слишком напоминало о Марке.
Вячеслав был давно равнодушен к Ангелине, как и ко всем другим дочерям «Эйфории», исключая разве что Карину, которую он иногда, пьяный, приводил к себе домой, и рояль то радостно всхлипывал, то грустно томился, чтобы вновь разразиться исступленно-радостными рыданиями. Марии было все равно. Она не узнавала мужа и верила, что ее сын стал ангелом и улетел на небо.
О смерти Марка много говорили. Газеты писали, что он покончил с собой, прыгнув с высоты, а в одной даже появилась статья о том, что в день смерти сына владельца «Эйфории» над К. видели летящего юношу и, вероятно, это и был Марк Софонов.
— Ему было бы только двадцать два, — вздохнул Вячеслав и опустился на скамью. — Из него мог бы получиться гениальный художник.
— Все люди — гении, — небрежно заметил Андрей и сел рядом.
— Я не понимал его, — продолжал владелец «Эйфории». — Вернее, не хотел понять.
— Думаю, он простил вас.
— Я страстно люблю джаз, — признался вдруг владелец «Эйфории» и, помолчав, добавил. — А ты… ты еще можешь…
— Я переделал «Крылатого мальчика», — улыбнулся Андрей.
— Как? — испугался Вячеслав.
— В последней сцене он летит к синим горам и зовет за собой людей.
— Но это неправдоподобно!
— Потому что побеждает добро? — возмутился Андрей.
— Сейчас ты напоминаешь мне сына, — после недолгой паузы произнес Вячеслав и, помолчав еще немного, добавил. — А знаешь, я не оставлю тебе «Эйфорию».
— Как? — испугался Андрей и засмеялся.
Легкий ветер беззаботно перебирал новорожденную листву. В прозрачной вышине пели птицы и плыли облака. В это апрельское утро Вячеслав Софонов точно знал, что однажды неизбежно будет спасен.
I
Умиротворение
Был небосклон ясен
И облака — легки.
Черный монах в рясе
Травы искал у реки.
Сильный поток света
Золотом дня озарял
Нежное жаркое лето,
Стены монастыря.
Из-под земли тленной
Били святые ключи.
Зов могильной Вселенной
Дрогнул — смирился — молчит.
Мы не умрем! Все ясно!
Так же как дважды два.
Так же как жизнь — прекрасна.
Так же как я — жива.
Все на земле не ново!
Небо в веках — то же!
Лето придет снова,
Значит и мы тоже.
II
Одиночество
День или ночь — не важно,
Белый ли, черный фон ли,
Суть-то одна и та же:
Я лишь крупица соли
В пресном безбрежном море.
Иду вдоль домов унылых…
Мне все уж давно постыло.
Я с этим миром в ссоре!
Если мы сестры и братья,
Зачем мы друг другу волки?
И не могу понять я,
Зачем вместо белых крыльев
У нас за спиной иголки?
Бегу по ночным дорогам.
Сигналят автомобили.
Их много, их очень много!
Но только какое дело
Этим огням и машинам
До моего тела
И до моей души?
Ах да, не хотят брать вину!
Да и я не хочу в ад.
Жаль, я уже не вернусь
В небытие назад:
Ни радостей — ни проблем,
Ни нереальности сна.
Я не была ничем.
Я не была одна.
Но как же назад опять?
Ведь я не умею терять…
Не надо назад, во мглу!
Оставьте меня здесь!
Я здесь не могу! не могу!
Но все-таки я — есть…
Все это нельзя рассказать,
Об этом никто не спросит.
А на щеке — не слеза.
Это все дождь и осень!
III
Отчаяние
Холод сердца, зимы и ночи
Мою душу бесстыдно раздел.
Эта грозная снежная толща —
Слепок белых беспомощных тел.
… Белая пленка кожи…
Может, и я весной…
Может быть, я тоже
Стану речной водой?..
Эй, мудрецы, ответьте:
Кто мы? зачем? откуда?
Как мне не верить смерти?
Как мне поверить в чудо?
Молчите?.. Ну что ж, молчите!
Болтливым глупцам проклятье —
Молчанье без гордой прыти.
Но знайте же, знайте, знайте:
Мы комки одинокого страха,
Что от смерти бегут наугад.
Все мы — бывшие атомы мрака.
И пора возвращаться назад.
И нельзя изменить ни на точку
Самых правильных хаосных схем.
Что просить у мгновенья отсрочку?
Все мы были ничем,
Все мы станем ничем
Насовсем…
IV
Поиски смысла жизни
Не важно, совсем не важно,
Что в небе парит весна.
Я буду одна однажды,
Непоправимо одна.
Но кто мы сейчас? Кто мы?
Робко шепнут мудрецы:
«Бывшие эмбрионы.
Будущие мертвецы».
Мясо!!!.. Всего лишь мясо… —
Стоит ли жизнь свеч?
Черный монах в рясе,
Что ты хотел сберечь?
Мясо!!!.. И райским утром
Будем мы тихо гнить.
Вскрикнет вдруг кто-то мудрый:
«Мясо желает жить!
Хватит в кишках копаться!
Пусть истеричный смех
Судорожного счастья
Бурно охватит всех.
Закройте глаза и уши
И пейте весенний хмель.
Зачем ворошить души?
Пока с нас довольно тел…»
— Но что же потом?
— Не важно!
Ведь в небе сейчас весна.
Я буду одна однажды,
Непоправимо одна.
V
Любовь
Сердце рвется ритмично на волю,
Хочет слиться с дыханьем весны.
Сердце, я — то тебя не неволю.
Просто вены-веревки прочны.
Я темница твоя — поневоле.
Так смирись: ты во мне рождено!
Рвется гордое сердце на волю
И не верит, что мы — одно.
Как горячо и больно,
Словно во мне пустыня.
Хватит! С меня довольно!
Сердце! Остынь! Остынь!