Ее черные густые волосы — эта роскошная грива азиатских волос — сгорели дотла… Ее косы… Ее волосы, в которых у меня путались пальцы (ловит пальцами воздух), — все, все слизал огонь… Как я могла после этого идти и становиться перед Ним на колени? Как я могла дальше верить Ему?
Он отнял у меня все, Он растоптал меня…
Вам рассказать, как я узнала ее? По зубам… Перед школой я лечила ей зубы в обычной городской стоматологии, и там ей поставили несколько пломб — старых советских пломб серого цвета… Я думала: сейчас пока такие поставим, потому что они надежнее, а потом уж как-нибудь сделаем импортные, современные… Когда я открыла ей рот, я сразу узнала их — серые советские пломбы… Патологоанатом сказал мне: хорошо, что у вас были такие пломбы, — от этих огнеметов в зале была такая температура горения, что современные пломбы у всех поплавились. Пломбы плавились под такой температурой! Представляете, какой смертью погибли наши дети…
И меня не оставлял вопрос: за что? За что такое? Это сейчас я знаю, что нужно отвечать: да потому что Он забрал к себе лучших. Так всегда: в жертву приносятся самые чистые, самые лучшие… Но, с другой стороны, разве для матери может быть утешением то, что ее ребенка отняли у нее только потому, что он был среди лучших?
Я очень боялась собственного безбожия после ее смерти… Пока я искала ее в морге, умер мой папа. Я долго не-могла ее найти, а папа… — он любил ее больше меня, больше своей жены, больше всего на свете… И в один из дней, когда я в очередной раз бродила среди трупов, ища ее, кто-то подъехал домой к отцу и крикнул ему через калитку: «Света ваша нашлась! Живая она!» И он от этого напряжения, от этого радостного удара — упал замертво. А потом и она нашлась — мертвой, не живой. Мы до сих пор не знаем, кто этот человек, который хотел обрадовать нас прежде времени…
Были такие дни, что после всего, свалившегося на наши головы, я даже не могла подойти к иконке, чтобы увидеть там Того, Кто отнял ее у меня… Мои губы никак не могли вымолвить слова молитвы… Я не могла даже вслух произнести Его имя…
Но потом со мной что-то случилось… Такой момент… Мне показалось, что я тону, — словно кто-то перекрыл кислород, сдавил мне грудь… И тогда я схватилась за веру в Бога как за спасательный круг, — сначала зацепилась за нее, а потом потихоньку начала выплывать.
Я пришла в церковь и покаялась — за свою гордыню, за то, что едва не отреклась от Него… И еще я просила прощения за то, что в те дни, когда мой ребенок умирал от голода и жажды в этой школе, я не молилась о ее спасении. Я должна была стоять на коленях и молиться. Так бы Он мог услышать мои слова… Но в те дни я молчала… Я молчала, я забыла о Боге, хотя мой ребенок в то последнее утро даже отказался от еды, предпочтя молитву насущной пище…
Моя дочь в то последнее утро преподнесла мне урок смирения, урок веры, — который я тогда даже не поняла.
Что случилось со мной после ее смерти?.. Я стала искать свою тропинку к Богу. Потому что наши дети теперь были с Ним, — не с нами. Мне казалось, что если я найду Его, то где-то рядом найду и ее. Я пришла в город, — здесь, на Земле, — где встретилась и с Ним, и с ней. Иерусалим. Земля Бога. И я целовала каждый кусочек этой земли, принесшей покой в мою истерзанную душу…»
Марина, мать
Мы
«Год почти прошел. Сколько воды утекло с тех пор. Как изменились мы, как изменился мир… Я смотрю вокруг и поражаюсь: что они с нами сделали? Беслан высветил нас, как рентген. Смотрим на свои снимки и не верим: неужели черно-белый скелет — и есть мы? Но мы такие. Без одежд, без прикрас. Не-ет, я не сентиментальничаю… Что вы! Просто хочется поговорить о нас, о людях… О том, кто мы есть на самом деле…
А ведь знаете, я так и думал. Ну, что все так и случится. То, что произошло с нами после Беслана… После того, как нам выдали эти денежные компенсации… Слово-то какое — «компенсации»!
Нет, деньги не меняют человека. Они просто высвечивают истинную сущность. Человек, может, всю жизнь жил и притворялся чем-то, играл какую-то роль, — потому что вынужден был играть. А деньги, они просто дают свободу. Свободу не притворяться, быть самим собой.
Наша власть поступила очень мудро: сразу после теракта кинула нам денег, чтобы мы передрались за них, порвали друг другу глотки… Нищая страна… Униженные люди… Миллион рублей — тридцать тысяч долларов — копейки. Наши жизни оценили так низко. Кинули пачки долларов в толпу, как кость собакам. Кто громче лает, тот больше получит. Чтобы всё забыли, накупили машин, построили дома, получили бесплатные квартиры… Заткнули свои рты…