– Выполняю, – буркнул Аксен. – Жду вас на месте, – он хлопнул себя по плечу, убрал нож и вышел.
– Артур, с ним нужно что-то делать, – покачал головой Игнаций. – Не знаю, что там у них с Радным, но Аксен накличет на себя лихо.
Аксен Фолин слыл чрезвычайно вспыльчивым человеком и после войны с орками на Кадал-Урусских островах был разжалован до простого мечника Железных легионов. Три года службы – и Совет Воевод вернул ему серебряные фибулы, но ни в одной Серебряной дружине он долго не задерживался. Многочисленные жалобы на взрывной характер почти погубили карьеру воина, но потом молодой воевода Эйхарт взял его в новую, ещё только формирующуюся Сорок Девятую. За год службы под его началом Аксен показал себя превосходным бойцом и стал пользоваться огромным уважением среди витязей. Он не раз рисковал жизнью ради соратников, но держался ото всех особняком и о случившемся на островах никому не рассказывал.
– Он справится, – кивнул Артур. – Должен справиться. Ну а пока… Судари столичные маги обещали нам беседу, пойдем послушаем, чего они там придумали.
– Чароплётам нельзя верить, – подытожил разговор молчавший всё это время Ром.
Разговор по душам
Десятники оставили оружие в палатке: в мирное время дружинный устав предписывал вести Советы без стали. Наградной кинжал, полученный Артуром из рук старшего воеводы Эделии, Трибиуса Талка, так и остался висеть у него на поясе. Булатная сталь, украшенная серебром и сапфирами, выковывалась исключительно для ладосских воевод и давала право обладателю не разоружаться даже перед лицом Императора.
Ночь уже вступила в свои права. В воздухе пищали комары, а лягушки своей песней, казалось, пытались докричаться до Великих Святых, захороненных в столичных криптах.
Серебряные подошли к палатке магов. Вблизи оказалось, что соткана она не из материи, а из тончайших стальных нитей. Поднявшийся ночной ветер сколь ни силился, не мог потревожить её. Свет, если и горел внутри, наружу не пробивался. Звуки отсутствовали напрочь.
Из темноты вышел Аксен. В тусклом свете луны его лицо более походило на застывшую маску мертвеца.
– Тишина, старшой, – смачно сплюнул он. – Кажется, они над нами просто посмеялись.
Будто в ответ, полы палатки разошлись, и к ним вышел руководитель Центральной Магической ячейки Эбинайзер Кин.
– Долгих лет и здравия храбрейшим из храбрых, – произнёс он нараспев и широко улыбнулся.
– И вам здоровья этой ночью, – поднял бровь Артур.
– Заходите, прошу.
Походное жильё магов оказалось скромнее, чем можно было представить. В центре палатки парила карта Эделии. На ней красный круг отмечал некую возвышенность на территории княжества Ван-Алли. Над картой висел и тускло поблёскивал небольшой кристалл, но освещал временное жильё столичных чародеев вовсе не он. Здесь не было ничего, что бы отбрасывало этот мягкий голубой свет. Здесь светился сам воздух, и теней не было вовсе.
При таком освещении стал отчётливо виден шрам на лице Кина. Он тянулся вниз, скрываясь под воротом куртки, и пульсировал ярко-рыжими всполохами. Без плаща руководитель столичных чародеев ростом и шириной плеч лишь немного уступал Рому, считавшемуся настоящим гигантом в дружине Эйхарда.
Возле карты стояли пятеро, каждый из них запоминался сразу и навсегда.
Одним из магов оказался тысячелетний старик в длинном сером балахоне. Он раскачивался из стороны в сторону, опираясь на кривой деревянный посох, и, похоже, только это не давало ему свалиться на землю. На вид он был настолько стар, что оставалось только гадать, как этот хрыч не представился Трём Светлым за время семидневной скачки. Сухая кожа туго обтягивала лысый череп, а глаза, вернее, бельмо, так глубоко запали внутрь, что не возникало никаких сомнений – старик слеп.
Рядом с ним, являя небывалый контраст возрастов, стоял мальчик-подросток. Его сальные, чем-то густо смазанные волосы были зачёсаны назад. Он смотрел на прибывших с нескрываемой насмешкой, а Сила, сияющая золотом в глазах, казалось, могла повернуть реки вспять или заставить горы убраться с дороги.
Рядом с мальчуганом расположилась женщина. Её холодное, без единой морщины лицо притягивало и одновременно пугало своей неестественностью. Ярко-карие глаза сияли, отражая волшебный свет, а вот волосы, наоборот, его поглощали и создавали иллюзию чёрной пустоты за её спиной.
Но больше всех поражал последний из пятёрки, или теперь стоило говорить – шестёрки? По правую руку от высокой магички стояли двое. Отличить их не было никакой возможности, как нельзя отличить две золотые, только что отчеканенные имперские монеты. Эти двое ростом были чуть выше золотоглазого мальчугана и худы до предела человеческого тела. Мерцающие радужные глаза резко контрастировали с мертвенно-бледными лицами. Белёсые редкие волосы висели патлами. Бескровные, растянутые в постоянной нелепой улыбке губы обнажали коричневые, почти чёрные пеньки зубов.