— Завались, Брайс! — она закатила глаза.
Нет, если бы он не открывал рот, она бы могла в него даже влюбиться — высокий, светловолосый, крепкий, выглядел как идеал мужчины, да только мозгами боги его не наделили. А ещё у него была хорошая невеста, которую он встретил не в Академии, а на родной улице. Наверно, приятно жить мирной жизнью, пока где-то вдалеке люди убивают тёмных тварей и гибнут от них же.
Она бы так не смогла. Поэтому она и стояла каждый вечер у Ворот, выглядывая знакомые лица и хватаясь за рукоять меча. Она без этого всего не была бы собой. Раньше она думала, что и Лайза такая же — хоть душа тревожилась за такую хрупкую, пусть и энергичную девушку. Но вскоре её выделили при каком-то задании, и она быстро пошла по служебной лестнице, сначала став капитаном спецотряда, а потом дошла и до Штаба со своими гениальными мозгами.
Как Лайза говорила, она не скучала по вылазкам за ворота. Скучала лишь по Матфею.
Никаких тварей она больше не встретит — они не ходят возле домов колдунов. В следующий раз меч она поднимет лишь на людей. Она бы хотела, чтобы этого раза больше не настало.
В темноте она видела их глаза, немой укор в них, да сердце начинало колоть от этого. Иногда среди глаз этих встречались зелёные, хорошо знакомые, в которых она тоже видела обиду. Временами она снова хваталась за их нашивки, часть из которых были испачканы кровью, и пересчитывала их. Двенадцать.
Среди них всегда выделялась капральская.
Если это был отряд, то его должен был возглавлять капитан. Но его тела она так и не увидела. Убежал? Она усмехнулась — кто-то же должен был заявить о провале операции.
Ни одного знакомого лица среди мёртвых она не встретила. Да в такие дали их отряды никогда не забирались. Возможно, из другого города, который мог быть и ближе к ним. Она усмехнулась. Возможно, в следующий раз отряд придёт побольше. Скольких она сможет убить? Может, они выстроят адекватную тактику, и смогут её завалить и убить, чтобы не мешалась.
Как ей хотелось, чтобы так и произошло. Как можно быстрее. А потом добрались и до самого колдуна.
Она улыбнулась этим мыслям. Только жаль, что она хоть немного не сможет поддаться им.
Дверь скрипнула, за ней показался Лука, опирающийся на косяк. Она нервно сглотнула, да взгляд отвела. От бессильной злости она уже устала. Всё равно уже ничего не сможет сделать.
— Ты слишком хорошо сражаешься, чтобы это бросить.
Дэл устала спорить, много говорить, да и просто устала. Она лишь смогла усмехнуться этим словам. Звучало так, как будто колдуну было действительно не плевать.
— И Морра довольна тобой, Дэл.
Она вздрогнула, снова услышав это странное имя. Только дрожь была не от страха, а от напавшей на неё злости. Проклятые боги тёмных тварей, как там… он выполняет волю Морри? Неужели, она теперь тоже становится её орудием? От этой мысли сплюнуть захотелось.
— Я не верю в богов, — проговорила отчётливо она.
— Зато они в тебя верят.
Она усмехнулась. Сколько молитв она адресовала Иште, искренних и проникновенных, выученных наизусть? И сколько до него дошло? А сколько раз Матфей перед ней читал молитвы, наверняка искренне, веря в наблюдающего за ними бога? Помогло ли ему это под тем деревом, когда тварь вонзила когти в его грудь и лишила жизни?
— Я смыл кровь с меча, он снова чистый.
Дэл даже взгляда на него не подняла. Меч уже никогда не будет чистым, он уже лишил жизни людей, испробовал их крови. Никакого смысла.
А был ли он когда-нибудь чистым? Она подняла свои руки, на которых следы уже от её собственной крови. Она так старательно смывала грязь да кровь, что даже не задумывалась, что она навсегда останется с ней, никаким мылом и водой этого не смыть. Ведь лучше всего на свете она умела лишать жизней и не думать об этом. Впрочем, последнее недавно дало сбой.
— Так прикажи мне его взять. Я снова пойду, возьму меч, весь мир убью по твоей воле. Могу даже пытки устроить. Детей резать. В младенцев стрелять. Старикам головы отрубать. Всё по твоей воле… — она сделала глубокий вдох и произнесла медленно. — Хо-зя-ин.
Нужно было признать очевидное абсолютно всем, кроме неё. От этого ей уже не сбежать, ничего не сделать, только жить дальше и уходить в мечты, где она убивает колдуна, возвращается домой, обнимает Лайзу и снова входит в палатку к Брайсу. Но это лишь останется мечтами.
— Первый обладатель этой метки не считал себя рабом. И хозяином никого не называл. Правда, раз ты про Морру услышала в первый раз, то про Дамокла уж тем более не слышала. Он был близким другом одного из могущественных колдунов, доблестно сражался с ним, пока однажды войско не оказалось слишком большим, ни один человек не смог бы побороть его. И тогда взмолился Дамокл хотя бы о части силы, какой обладал его друг-колдун, лишь бы помочь ему в сражении.
Она скривилась, очередной поток слов о несуществующих персонажах, придуманный миф для умасливания чужих ушей.
— Но за всё нужно платить. И связал их жизни Дионисий крепкой связью, которую ничем, кроме смерти, нельзя было оборвать. Дамокл смог сражаться с неистовостью и удачливостью колдуна, и смог помочь ему разбить войско. И жил он с этой меткой очень долго, но отныне ни о ком не мог он думать, кроме того самого колдуна. Когда умер колдун, наложил и он на себя руки. С тех пор печать и называют Дамокловой дланью.
Глупая легенда. Дэл тяжело вздохнула. Будь она немного глупее, то могла бы и поверить, но… этому колдуну нельзя было верить, не просто так он ей сказки рассказывает, у него был наверняка очередной план, в котором она ему нужна.
— У нас другая легенда про Дамокла.
Лука подошёл к ней и проговорил, глядя в глаза:
— Я не хочу делать из тебя раба. Твоя боль — она и моя тоже.
Дэл не выдержала, рассмеялась громко прямо в лицо колдуну. Так нагло врать ей в лицо, словно… она вспомнила, как он в первый раз назвал её "девочкой". Да, врал, как девчонке.
А ещё она вспомнила его же слова про "чувства", и про то, что у него их не было. Сам же запутался в своей лжи, бесов колдун. Она ухмыльнулась:
— Если у тебя есть чувства, то советую быть аккуратней — боль бывает не только физической.
Последовал тяжелый вздох.
— Я уже понял это…
От одного этого погрустневшего лица колдуна на душе стало значительно легче. Однажды она найдёт его слабое место, и наступит на него как следует, от всей души. Сколько боли людям причинил он… сколько на счету его тварей было смертей? Возможно, кто-то из его созданий лишил жизни Матфея и ног — Лекса.
Лекс.
Дэл скривилась при одном воспоминании о весёлом балагуре, который превратился в калеку с потухшими глазами. Он никогда не винил её в произошедшем, когда она заходила к нему в гости, чтобы прибраться и принести еду, он даже пытался улыбаться и рассказывать радостным голосом о своих новых увлечениях. Даже показал игрушки, которые вырезает из дерева для местных детишек. Но в глазах его была лишь бесконечная тоска.
Она могла бы всё исправить, обернись чуточку раньше. С одной ногой ему было бы проще, можно было бы сделать протез, и он был бы почти как обычный человек. Пусть и не воин, но хотя бы простой человек. Но он отныне передвигался на коляске, а чаще — сидел у себя дома, принимал гостей и скрывал боль за радостным голосом.
И в этом тоже был виноват Лука.
Убить бы его, да руки не поднимаются. Зато убить ради него — с превеликой радостью.
Она вздрогнула от резкой мысли, пришедшей в голову.
И вслед за ней вздрогнул Лука.
— Даже не смей.
Она приподняла брови, а потом вспомнила: он же знает абсолютно всё, что творится у неё в голове. И эту мысль он прочитал довольно быстро.
— И что ты со мной сделаешь?
Лука прищурился, словно бы изучая её — блеф ли это, или нет. Раньше эти мысли она отбрасывала, всё-таки слишком много незаконченного было на ней каждый раз. Теперь же сама судьба подсказывала, что этот путь был бы самым лучшим.