На эту отвратительную сцену с ужасом смотрела престарелая пациентка. Она пыталась крикнуть, но из её горла вырывался лишь хрип. Маньяк наконец отгрыз сосок и начал его жевать. Заметив, что на него смотрит старуха, он ухмыльнулся и достал из кармана окровавленный скальпель. Несколько сильных ударов в шею — и старуха задёргалась в агонии.
Кровавый эскулап снова повернулся к медсестре, но тут его внимание привлекла ещё одна обитательница палаты — совсем молодая худенькая девушка, почти девочка.
— Не надо, прошу вас, не надо… — зашептала она, когда маньяк со скальпелем наклонился над ней.
— Ты всё равно скоро умрёшь, — прошипел он с плотоядной улыбкой. — Болезнь твоя не лечится, жить тебе осталось считанные недели…
Он рывком сорвал с неё одеяло и начал стягивать трусики.
В палате заскрипели кровати — больные начали просыпаться. Какая-то женщина кинулась к двери, вопя во всю глотку. Веденеев догнал её и всадил скальпель ей в спину. Она всё же вырвалась, выскочила в коридор и побежала, голося:
— Убивают! Люди! Убивают!..
Крик разорвал сонную тишину больничного коридора, эхом прокатившись под его сводами.
Маньяк снова воткнул в беглянку скальпель, на этот раз точнее — под сердце. Она повалилась. Он нанёс ей ещё несколько ударов, окончательно заставив умолкнуть, затем вернулся в палату.
При его появлении истекавшая кровью медсестра попыталась заползти под кровать. Он вытянул её оттуда за ногу, вырвал из рук сотовый телефон.
— Не зли меня, — прохрипел он. — Ты, наверно, девственница?… Сейчас у тебя будет настоящий секс…
Он удобно устроился на ней, стиснул её бёдра и вскоре палата огласилась его сладострастным визгом…
В палату заглядывали больные из соседних палат. Не веря глазам, они в смятении отступали.
Насильник ещё дёргался на своей жертве, когда ему на голову обрушилась табуретка. Он сдавленно хрипнул и завалился набок. Между тем коридор за дверью наполнялся гулом голосов, везде загоралось электричество, сбегались люди…
Через пять дней уже ничто не напоминало о разыгравшейся здесь кровавой трагедии. За окнами в разгаре был солнечный летний день, по коридору неспешно расхаживали пациенты; за стойкой сидела новая медсестра, разговаривая с девушками-стажёрками из медицинского института, санитары катили носилки, сновали врачи. В больнице за это время не раз побывала милиция, были опрошены свидетели, сняты отпечатки, просмотрены видеоматериалы следящих камер. Дело вроде бы представлялось очевидным, расследовать было нечего. И всё же эхо тех событий не улеглось окончательно. То и дело появлялись посетители, которым зачем-то надо было осмотреть место происшествия. Вот и сегодня по коридору, в сопровождении заведующей отделением Маргариты Львовны, ходили двое: полная женщина средних лет, одетая не по-больничному ярко, с цветастой шалью на плечах, и молодой мужчина лет двадцати пяти, худощавый, темноволосый, очень бледный, в летнем светло-сером костюме, привлекавший к себе внимание главным образом своими очками с изумрудно-зелёными стёклами.
Стажёрки и медсестра, прервав болтовню, смотрели, как женщина в шали, поводя руками, неторопливо ходит от стены к стене.
— Чувствуется аномалия, — говорила она негромко. — Здесь она слабее, чем на втором этаже…
— Лида Грекова была убита вот там, — Маргарита Львовна показала на дверь кабинета. — А на втором этаже произошли остальные три убийства…
— Да, совершенно очевидно, что наиболее сильная аномалия наблюдается в районе второго этажа, — важно кивнув, сказала гостья. — Здесь она несколько слабее.
— Антонида Ивановна, мы все очень надеемся на ваши экстрасенсорные способности, — заговорила заведующая, — потому что, как хотите, а в этой истории что-то не то. Не то, чует моё сердце! Не мог Веденеев совершить такое. Я его, слава богу, знаю пятнадцать лет…
— Но ведь милиция не сомневается в его виновности, — заметил молодой человек.
— У нас все потрясены, — Маргарита Львовна сокрушённо качала головой. — Михаил Анатольевич Веденеев — скромнейший, деликатнейший человек, прекрасный врач, примерный семьянин… И вдруг — насильник, убийца… Это абсурд, дикость какая-то…
Ясновидящая посмотрела на неё снисходительно.
— Милая моя, что он скромнейший человек и примерный семьянин — ещё ничего не доказывает.
— Я пятнадцать лет проработала с ним бок о бок, — с жаром начала объяснять Маргарита Львовна. — Он не мог этого сделать. Не мог! Я готова поверить, что он действовал под внушением, под гипнозом, под воздействием психотропных веществ, но никак не самостоятельно! Головой готова поручиться, что это исключено. И я хочу, Антонида Ивановна, чтоб вы подтвердили это или опровергли.