В уголовный розыск часто набирали людей ушлых, прожженных. А иногда бывших уголовных, деятельно раскаявшихся и выражающих стремление побороть гидру преступности. Таким пути назад уже не было – на той стороне перебежчика быстро на ножи поставят. Так что рвали они своих бывших собратьев яростно и бескомпромиссно.
Ну что ж. У матерых разыскников своя философия и своя правда. Они существовали в вечном состоянии борьбы не на жизнь, а на смерть. Если прокурорских с их бумагами и кодексами можно приравнять к таким вальяжным породистым псам правосудия, то сотрудники угрозыска больше походили на стайных волков, в любой момент готовых вцепиться в глотку врагу в кровавой сваре, прямо идущих на цель и готовых пожертвовать для общего дела всем. Они и пугали, но и восхищали Апухтина. Вот и начальник краевого угрозыска был из такой породы.
По окончании совещания Апухтина сдали с рук на руки Васильеву. И прямо в коридоре тот сразу расставил все точки и запятые.
– Запомни, Прокурор. Ревности и обид на залетных умников и на то, что нам, местным, якобы не доверяют, у меня нет. Главное у нас – это дело. Чтобы наша земля невинной кровью не заливалась. Сделаешь дело – будем тебя на руках носить. Не сделаешь – ну что ж, у прокуроров такое случается.
– Так же, как и у оперативников, – огрызнулся Апухтин.
Васильев не обиделся, а лишь добродушно усмехнулся и хлопнул его по плечу:
– Это точно. В калошу мы тоже садиться умеем… А теперь пошли, аналитик…
Начальник угрозыска провел нового подчиненного в крошечную комнату в подвале. Там стоял огромный железный и очень корявый на вид сейф. Просторный стол был завален бумагами. В углу на подставке возвышался бюст Ленина, неизвестно зачем залетевший сюда. Запах был пыльно-бумажный, так что Апухтин расчихался.
– Вот твоя каморка, – обвел рукой начальник угрозыска помещение, и правда походившее на каморку папы Карло. – Вот твои материалы. Разберешься. Потом решишь, что к производству принять. Эх, мне бы так…
Он вытащил из кармана кожаной куртки и бросил со стуком на стол ключи от сейфа и от кабинета, а также печать.
– Работай. Текущие вопросы, направление запросов и ориентировок – все через меня или моего заместителя. По обустройству и снабжению – это к тыловику, он мужик отзывчивый.
Потом он внимательно посмотрел на Апухтина и неожиданно произнес:
– С Кречетовым на днях по телефону разговаривал. Старый мой друг, развела только нас судьба.
– И что Кречетов? – напряженно спросил Апухтин. Оказывается, Васильев знаком с начальником Свердловского угрозыска.
– Сказал, что ты как кабан лесной носом землю роешь. И никогда не отступаешь. В общем, наш человек. Думаю, сработаемся.
– Носом землю, – усмехнулся Апухтин. – Это завсегда. Знать бы только, где желуди искать.
– Найдем, – заверил Васильев.
Когда дверь за ним закрылась, Апухтин уселся на стул, накинув на плечи пальто – в кабинете было довольно прохладно. Просидел минут десять, погрузившись в свои не слишком веселые, придавленные, как пресс-папье, грузом ответственности мысли.
А потом отодвинул усилием воли прочь все сомнения. Вытащил из своего шикарного портфеля темно-синие нарукавники – это такие матерчатые чехлы, которые надеваешь поверх рукавов, чтобы локти не вытирались. Он всегда их таскал с собой, иначе костюма надолго не хватит. Нацепил их. И раскрыл первую папку…
Глава 7
1917–1918 годы
До Воронежа Бекетов добрался в декабре 1917 года. Там наблюдалось уже знакомое ему революционное бурление. События происходили судьбоносные. В соответствии с решением ВЦИК устанавливался рабочий контроль над банками, торговлей, промышленностью и железными дорогами. Создавались рабочие отряды для его осуществления, а также для организации нормальной жизни и общего хозяйствования. И, главное, для обеспечения населения продовольствием, которого стало катастрофически не хватать.
Бекетов тут же попытался ринуться со всей своей нерастраченной дурной энергией и пронырливостью в этот кипящий котел. Он отчаянно толкался локтями в Советах, хватал за рукав комиссаров, долдоня, что он в окопах за большевиков пропагандировал, в царских тюрьмах за это сидел, а потом в самом Петрограде революцию делал.