Бекетов сноровисто проверил содержимое мешков, раскладывая его аккуратно на земле. Там были продукты, какая-то бытовая мелочь вроде опасной бритвы. Ничего особенно ценного и интересного.
Зато когда Кугель начал обшаривать самих «дворянчиков», тут и последовали неожиданные и приятные сюрпризы. У старшего вокруг его объемного живота был обернут матерчатый пояс. Внутри его вшиты драгоценные побрякушки и золотые часы.
– Понятно. Запасец на черный день, чтоб к атаманам не пустыми прибыть. Чтобы в шампанском купаться, – хмыкнул Кугель, который не расслаблялся ни на секунду и держал пленных на мушке, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок. – Ох, господа офицеры. Это не драгоценные камешки. Это кровь трудового народа, которую вы пили.
Он взвесил протянутый ему товарищем пояс, не слушая оправдательного лепетания путников о фамильных драгоценностях, о том, что они нужны, дабы не помереть с голоду. Пропустил мимо ушей он и просьбы отпустить. Переглянулся с Бекетовым. Тот пожал плечами, а потом кивнул. Сослуживцы поняли друг друга без слов.
– Вперед! – Кугель толкнул старшего в спину.
– Куда вы нас ведете? – начал было возмущаться тот.
– К знающим товарищам из чрезвычайной комиссии, – пояснил Кугель. – Там через лесок как раз пост будет. Уверяю, господа, вам там обрадуются, как потерянным и вновь обретенным родственникам.
Бекетов завистливо вздохнул. Все ж таки умеет прапорщик выражаться красиво и витиевато. Это дворянская кровь и воспитание с гимназиями влияют. Такое простому человеку не постичь, хоть в лепешку разбейся.
Дорога была размякшая. Сапоги вязли в грязи. Видно было плохо – солнце еще не вышло из-за горизонта. Но вся процессия упорно двигалась вперед.
– Может, договоримся как разумные люди? – хрипло просипел старший «дворянчик». – Забирайте наши вещи. И разойдемся. Только отпустите.
– Это ты меня, бойца революции, купить норовишь? – возмутился Кугель. – Контра ты недобитая!
По дороге младший «дворянчик» напрягся, будто приготовился к рывку и побегу. Отлично уловивший этот порыв Бекетов саданул его с размаху прикладом в спину, едва не сбив с ног:
– Не шуткуй, барин!
Потом Бекетов немножко приотстал. Взгляд его упал на предмет, лежащий у обочины, который подвернулся как нельзя кстати. Это был увесистый, на пару килограммов, камень.
Он вытащил из-за пазухи маленький холщовый мешок, который всегда таскал с собой для разных надобностей – может, чего отсыпать придется по ходу работы. Положил в него камень. Конец мешка скрутил жгутом, так чтобы тот был по длине достаточным для размаха. Получилось весьма эффективное оружие, такой молот на веревочке. Главное, хорошо размахнуться и ударить точно, как учили.
Места эти Бекетов знал неплохо и указывал, куда идти. По тропинке они вышли к небольшому болотцу.
– Здесь их сделаем, – прошептал Бекетов своему напарнику, продолжавшему держать пленных под прицелом револьвера, и командным голосом прикрикнул: – Вперед идти! Не оборачиваться!
Потом нагнал сзади старшего «дворянчика» и шарахнул своим самодельным ударным оружием по голове. Тот рухнул как подкошенный.
Молодой обернулся и застыл как соляной столб, изумленно глядя на расправу. Тут и ему прилетел камень в лоб. «Дворянчик» упал на колено. И Бекетов его добил сверху. Перевел дыхание.
Удачно получилось. И стрелять не пришлось, рискуя переполошить округу. Но если бы за спиной не было Кугеля с револьвером, бывший солдат на такое бы не решился. Пойди что не так, и эти двое разорвали бы его на клочки.
А потом Бекетов методично, для надежности, начал охаживать камнем обоих, так что только треск стоял. При этом ощущал уже давно испытанное чувство – какая-то волна ликования. Когда трещали чужие черепа и уходила чужая жизнь, он будто стакан водки опрокидывал. Вот и сейчас такое доброе и приятное опьянение нашло. И хотелось переживать это сказочное состояние вновь и вновь.
Заградотрядовцы оттащили тела в сторону от проселочной дороги и бросили в трясину. Может, те и всплывут когда-то в будущем. Возможно, их обнаружат даже скоро. Но это уже не важно. Мало ли тел убиенных людей плавает и лежит по Руси.
– Интересная вещь, – кивнул Кугель на завернутый в холстину камень.
– «Микстурой» называется, – пояснил Бекетов.
– А ведь и правда, – засмеялся эсер. – Головную боль снимает. Намертво…
Глава 8
1932 год
Апухтину выделили жилье в трехэтажном шумном и многолюдном общежитии совработников. В этом многоквартирном доме когда-то жили вполне состоятельные люди. Потом пришли революция, национализация, уплотнение. И вот залы с гостиными разделили на клетушки, куда набился разный советский чиновничий люд.