- Что делает, сволочь! - заорал Токарев, закладывая наш “Козлик” в какой-то невообразимый вираж в объезд начавшего перегораживать всю улицу прицепа.. Нашу машину потряс сильнейший удар, это задняя часть прицепа чиркнула по ее борту, но Токарев все же успел проскочить мимо.
В следующую секунду панели сорвались с крепежей и рухнули на проезжую часть, блокируя возможный объезд грузовика слева. Сам же грузовик врезался в фонарный столб, и тот упал, ударившись о стену дома, перекрыв таким образом объезд справа.
Разъяренный Токарев до отказа утопил педаль газа, бросая “Козлик” следом за автобусом, который, тем временем, выпрыгнул на тротуар и, не обращая внимания на брызнувших во все стороны прохожих, не снижая скорости, домчался до перекрестка и повернул налево.
Своим рискованным маневром водитель зеленого автобуса не только перекрыл улицу, отрезав от себя большую часть преследователей, но и смог увеличить отрыв от нас метров до семидесяти. И этот разрыв все увеличивался, потому, что через пару кварталов мощность двигателя нашей машины стала падать, а в салоне сильно запахло бензином.
- Шланг сорвало! - в отчаянье закричал Токарев, и в этот момент я увидел, как на приближающийся к нам перекресток откуда-то слева выбежал человек в сером плаще и черной шляпе. То, что он держал в руках, заставило меня рвануть ручку двери на себя и с криком:
- Атас! - выпрыгнуть из стремительно несущейся машины.
Кувыркаясь и обдирая лицо и руки об асфальт, сквозь треск рвущейся на мне одежды, я услышал длинную автоматную очередь, визг тормозов, а потом звук взрыва.
После очередного кувырка я сильно ударился головой о бордюр и, на мгновение, потерял сознание.
19 часов 10 минут.
Я очнулся, лежа на животе. Ободранные ладони и лицо горели, будто опаленные огнем, кровь заливала мне глаза.
Я поднял голову и увидел у стены дома завалившийся на бок “Козлик”, над которым, вперемешку с черным дымом, вздымались языки пламени, черную “Победу” на перекрестке, и человека в сером плаще, бегущего ко мне со “Шмайсером” в руках.
- Не стреляйте, - заплакал я, лихорадочно соображая, куда делся мой пистолет.
Наконец, я ощутил, что он почему-то лежит под моим правым бедром. Автоматчик перешел на шаг, как бы отсчитывая последние метры до огневого рубежа в тире. И, хотя до него было метров двадцать, я узнал в нем “командировочного”, которого я заприметил вчера в холле гостиницы.
- Ну пожалуйста, не стреляйте! - завизжал я как можно унизительнее, катаясь при этом по асфальту, что бы помешать ему прицелиться. Одновременно с этим я нащупывал свой пистолет.
Это был старый трюк.
Мой инструктор по нештатным ситуациям, трек по фамилии Кастатис, как-то рассказывал мне одну историю, о том, как однажды, на фронте, где он воевал в составе гвардейской разведроты, двух его товарищей, разведчиков, взяли в плен при переходе через линию фронта.
Когда их, в ожидании абверовцев, стали допрашивать в штабной землянке части, в расположение которой они, потеряв в темноте направление, по ошибке забрели, один из них, молоденький комсомолец, стал корчить из себя героя. Кричал: ”Слава Сталину!” и “Гитлер капут!”. В результате, озверевшая от окопной жизни солдатня переломала ему все ребра.
Другой, когда принялись за него, после первых же ударов упал на колени и стал молить о пощаде. Он катался по полу и рыдал, умоляя сохранить ему жизнь, а потом очень натурально обмочился. Офицер брезгливо отвернулся, а солдаты довольно заржали, на секунду ослабив внимание. И этого оказалось достаточно, чтобы разведчик добрался до автомата и одной очередью скосил всех, кто был в землянке. После этого он забросал окоп гранатами и, благо - дело было ночью, ушел к своим, прихватив с собой несгибаемого сталинца и, в качестве языка, тяжело раненого немецкого офицера. Каким-то образом он дотащил обоих, не смотря ни на минное поле, ни на ураганный огонь фашистов, и при этом ухитрился не получить ни царапины...
- Не стреляйте! Пощадите! - умолял я, а пистолет, снятый с предохранителя, был уже у меня в правой руке, прижатой к бедру.