- Ради всего святого! Не надо!
Я встал на колени и поднял вверх, будто надеясь защититься, левую руку. Человек с автоматом остановился, навел на меня свое оружие, и в этот момент я упал на левый бок и трижды по нему выстрелил.
Первая пуля только сбила с его шляпу, зато две последующие попали моему противнику в голову. Его отбросило назад, но он все же успел нажать на спусковой крючок. Очередь простучала по стене дома, зазвенели и посыпались стекла, взвизгнули срикошетившие пули, и что-то больно впилось мне в спину, чуть ниже правой лопатки.
Я подполз к поверженному противнику и, используя его тело, как прикрытие, несколько раз выстрелил по черной “Победе”. В ответ застрекотал еще один автомат. Снова над головой засвистели пули, и я уткнулся головой в асфальт. Меняя обойму, я услышал сзади нарастающий треск мотоцикла. Оглянувшись, я увидел, что к перекрестку на большой скорости мчится мотоциклист, одетый в милицейскую форму. Стрелок из “Победы” тут же перенес свой огонь на него, и милиционер вместе с мотоциклом завалился на бок, после чего юзом проехал еще несколько метров.
Послышался звук заработавшего двигателя, и я, выглянув из своего укрытия, увидел, что черная “Победа” быстро удаляется в ту сторону, куда до этого умчался преследуемый нами автобус.
Сделав ей вслед несколько безрезультатных выстрелов, я встал на ноги и, сунув пистолет за пояс, подошел к упавшему мотоциклисту. Тот лежал, слегка шевелясь, и никак не мог выбраться из-под придавившего ему правую ногу “Урала”.
- Живой? - спросил я его.
- Нога, - простонал, судя по погонам, старшина милиции.
Я поставил мотоцикл на колеса и увидел, что правая штанина мотоциклиста изодрана в клочья и потемнела от крови.
- Идти сможешь?
- Не знаю, - ответил старшина слабым голосом, осторожно садясь, морщась при этом от боли и очумело мотая головой: - Ты-то хоть цел?
- Потом посмотрим, - сказал я, усаживаясь на сидение мотоцикла: - Передашь - Кожемяка продолжает преследование.
С этими словами я выжал сцепление и толкнул ногой рычаг. Вопреки ожиданиям, мотоцикл даже не вздрогнул. Я попробовал еще раз с тем же результатом.
- Отбегала лошадка, - констатировал старшина, со стоном пытаясь встать. Он выпрямился, перенеся вес на левую ногу, и, осмотрев поле боя, сказал:
- Как на фронте.
Я обнаружил, что все еще сижу, вцепившись в руль мотоцикла и, опираясь на дрожащую от напряжения ногу, тупо смотрю в одну точку. Старшина, сильно хромая, подошел ко мне и спросил хриплым голосом:
- В машине кто-нибудь остался?
“Машина!” - полыхнуло у меня в голове, и я бросился к объятому пламенем “Козлику”. Резкая боль в спине заставила меня перейти на шаг.
- А все туда же - в погоню, - услышал я голос старшины, который остался на месте, держась за мотоцикл.
- Зинченко! Токарев! - позвал я: - Мужики, кто живой, отзовитесь!
Ответа не последовало, и я почувствовал, как слезы сами собой хлынули у мне из глаз.
- Суки! - закричал я: - Суки! Суки!
Выхватив пистолет, я выпалил оставшиеся в обойме патроны вслед давно уехавшей “Победе”. Когда обойма опустела, затвор откинулся в заднее положение, и спусковой крючок заклинило.
В окрестных домах уже давно горел свет во всех окнах. А самые любопытные из местных жителей уже бочком подходили к месту перестрелки.
Справа на перекресток медленно выкатился грузовик, водитель которого во все глаза таращился то на горящий “Козлик”, то на ободранного, с пистолетом в руке, плачущего меня. Наконец, ударив по тормозам, он выпрыгнул из кабины и, подбежав ко мне, спросил:
- Что случилось? Помощь нужна?
Не в силах говорить, я указал на сползающего на землю старшину. Водитель бросился к нему и помог сесть. Мотоцикл с лязгом рухнул на асфальт.
- Да он же в бок ранен! - воскликнул водитель.
Осмелевшие местные жители, тут же обступили место происшествия. Кто-то уже спешил с ведрами, полными воды, к горящей машине.
Какой-то мужчина подошел ко мне и спросил:
- Тоже ранен?
Я непонимающе посмотрел на него, но он уже осторожно обнял меня за талию и повел от “Козлика”. Сделав несколько шагов, я почувствовал, что ноги перестают меня слушаться. Какая-то женщина вскрикнула: