— Граф совсем болен, Грациано… Ему было плохо.
— Альдобрандо? Когда?
— Вчера. Нет… позавчера. Он в коридоре упал в обморок, бредил о какой-то ведьме, твердил о силе злодейки… Я боялась оставить его, хотела позвать Бениамино ди Бертацци, но граф пришёл в себя, поднялся. И ушёл к себе. Мне было так страшно.
— Сила злодейки… Но Тассони же… как же? — Песте чувствовал, что истина, на мгновение промелькнувшая, гаснет.
В эту минуту в дверь постучали. На пороге стояли Тристано д'Альвелла и Аурелиано Портофино, — слуга встретил их в коридоре. Вскоре пришёл и Альдобрандо Даноли.
— Позволь поздравить тебя, я только что узнал, — Тристано д'Альвелла сжал Чуму в объятиях, — ты странный, однако. То змеёй на девиц шипел, а теперь… попался.
Чума снова умно не оспорил это мнение, и сообщил Даноли, что позавчера мессир Портофино соединил брачными узами его и синьорину Монтеорфано. Альдобрандо болезненно улыбнулся и сбивчиво пробормотал пожелания счастья. Он чувствовал себя совсем плохо.
— Мы думали, ты на свадебную трапезу нас позвал, — оправдался Портофино в том, что проболтался д'Альвелле.
Чума рассадил гостей, Камилле пришлось сесть на постель, а сам Песте пристроился на подоконнике.
— Я не хочу бояться за жизнь своих гостей. Поймаем отравителя, тогда и сядем за трапезу.
— Благое намерение, — проронил Тристано, сразу постарев, — может, ты знаешь, кто он?
— Нет, но соображение на это счёт имею. — Чума заметил, что все смотрят на него, не отрывая глаз, и продолжил. — От супруги я услышал, что покойный Антонио Фаттинанти думал о покупке замка в Пьяндимелето. А когда я торговал жеребца у Альджизо Тренуло, Джанмарко Пасарди, мой банкир, мне тоже предлагал… замок в Пьяндимелето. но это ничуть не приближает Тристано д'Альвеллу к поимке убийцы.
Д'Альвелла настороженно слушал. Портофино проронил.
— И что?
— А то, что Тристано сказал, что Тиберио Комини перед смертью виделся с банкиром…
— Пасарди? — Тристано д'Альвелласдвинул брови, — его никто не видел, но слуга Комини, да, говорил, что тот ему записку посылал… И ты полагаешь…
— Я полагаю, что пересчитав мордой ступени, направляемый нашим дорогим Аурелиано, мужеложник понимал, что этим дело не кончится. Он боялся Портофино и решил покинуть замок.
Д'Альвелла не оспорил это утверждение.
— Верно, это и Монтальдо говорил. Он хотел уехать после выздоровления. И что?
— Допустим, банкир приходил. Все утром были на турнире — кто бы его заметил? Он принёс деньги и составил купчую… Но где они? Суть дела, мне кажется, проста. Пасарди сказал мне, что продается замок в Пьяндимилето. Я так понял, что банкир — только посредник, ищущий покупателей, а продавец — кто-то из придворных. Этот придворный раздобыл яд, опробовал его на Лезине, потом брал деньги, оформлял покупку и предлагал выпить за удачную сделку — после чего покупатель отправлялся на тот свет, а убийца спокойно клал в карман дукаты и сжигал купчую. Оставалось убрать следы и исчезнуть. Земля и строения стоят девятьсот пятьдесят дукатов. Если убийца взял такие деньги с Черубины, потом с Джезуальдо, да с Комини, да с Антонио — он стал богаче почти на четыре тысячи золотых. Это целое состояние. За такие деньги стоило рискнуть… — задумчиво проронил Песте.
Альдобрандо Даноли чуть сдвинулся на стуле и потёр лоб.
— Это недоразумение…
Шут резко обернулся к нему.
— Почему?
— Я бывал в Пьяндимелето. Какой замок? Никаких замков, кроме графского, там нет… Захолустье. Один только на развалинах крепости, её ещё Франческо Сфорца разрушил… Церквушка приходская Сан-Бьяджо, женский монастырь. На северной окраине — руины какие-то. Несколько домов приличных. На окраине с юга — виллы, но тысячи дукатов ничего там не стоит.
Песте внимательно выслушал и переглянулся с д'Альвеллой.
— А что это меняет? — прошипел начальник тайной службы. Он схватил за хвост мотив убийства и не намерен был выпускать его. Ничего другого не оставалось — он уже перебрал всё. Предложенная Чумой причина не выглядела невозможной. Да, это была подлость — деяние чёрной души, омерзительное и интригующее одновременно. Живой мертвец, внутри которого ползают смрадные черви и тихо смеется сатана, притворяется человеком, грабит живых и хладнокровно делает из них покойников… Тристано жестко заключил, — значит, банкир — посредник в сделке. Он может знать, что она жульническая, а может и не знать. Но он не может не знать продавца. Даже если продажа шла через подставное лицо, нет такого подставного лица, которого мы не разговорим… — Тристано стремительно встал и высунулся в коридор.
— Эй, кто там! Аделарди! Скажите Энрико — немедленно пригласить в замок Джанмарко Пасарди.
— Под конвоем?
— Под охраной… — мягко подчеркнул Тристано д'Альвелла, и вернулся к столу. — Что-то в этом есть. Замок, чай, не ручная кладь…
— Банкир говорил о девятистах пятидесяти дукатах, — снова напомнил Песте.
— Почему так дорого?
— Он упоминал о ста акрах земли и виноградниках…
Д'Альвелла хмыкнул.
— Прикинем-ка по именам. Мерзавец меняет оружие и методы, но мотив-то должен совпадать. Начнем сначала. Черубина ди Верджилези.
Портофино скептически уставился на Тристано, но от полога раздался тихий голос Камиллы.
— Это правда. Она мечтала о покупке загородного дома, и даже, я сама слышала, говорила об этом с герцогиней Элеонорой.
— Ну, мечтать-то… А деньги? — хмыкнул Портофино.
Камилла пожала плечами.
— У нее были деньги, Аурелиано, муж её умер, имущество было поделено между ней и сыном мессира Фабио от первого брака. Она говорила ещё, что это несправедливо, мол, в завещании он городской дом и полторы тысячи дукатов женатому сыну оставил, а ей — завещал две тысячи, но дома не оставил — ни в городе, ни за городом. А она хотела загородный дом.
— Дурак… — прошипел от стола Тристано д'Альвелла, — какой дурак… Я искал сходство в жертвах, а оно же выпирало! Что общего у Черубины Верджилези, Джезуальдо Белончини, Тиберио Комини, Антонио Фаттинанти? Это старая и денежная аристократия! Это люди с деньгами. — Он обхватил голову и раскачивался, как маятник, — тупица… Портофино, крикните Сиджизмондо.
Тот появился и был послан за Ладзаро Альмереджи. Главного лесничего нашли в храме, где тот помогал в организации похорон Антонио Фаттинанти. Ладзаро был тёмен с лица и сумрачен.
— А почему, Ладзарино, ты не сказал мне, что Черубина мечтала о доме загородном?
— Мечтала, — не отрёкся Ладзаро, но поморщился. Это его явно не интересовало. — Она даже поручила кому-то посредничать. Да только она переборчивая была. То не то, это не это. Вариантов пять перебрала, точно. А что не сказал, — Альмереджи пожал плечами, — так ты про то не спрашивал.
— Допустим, она, наконец, выбрала… Если она купить его собиралась, могла вексель взять, а могла и наличные…
— Она бы наличные предпочла, говорила, что не шибко в бумагах-то ценных разбирается.
— Кто её банкир?
Альмереджи поморщился.
— Ой… лысый живчик такой, глаза чуть косят…
— Джанмарко Пасарди.
— Точно. Сам я монеты у венецианского жулика держу. Так ты думаешь, она взяла у него деньги на покупку дома?
Тристано со вздохом кивнул. Ситуация теперь прояснилась для него.
— И хранила она их, видимо, в чулане, в ларе дубовом с двумя замками наружными и одним внутренним. А на расходы мелкие — в ларе в комнате.
Ладзаро задумчиво пожевал губами.
— Дьявол… То-то она взбесилась на котов-то Тассониных! Так она… купила? Деньги-то где?
— А вот это вопрос вопросов. Есть для тебя шалости, я понимаю. Прищучить кого за строго оговоренную плату, бабенку охмурить, или там подставить нахала, поперек святых в рай навострившегося. Дело чести. Но раз ты у неё брать не брезговал… Так не ты ли деньжата и свистнул?
Этот невинный вопрос неожиданно странно взбесил мессира Альмереджи. Он обиделся до дрожи и разозлился не на шутку.
— За кого ты меня принимаешь!!? Я честный человек! Воровать у потаскухи!!? Не брал я ничего!! — последняя фраза была уронена Ладзаро с подлинной злобой.