Морис положил вилку на стол и вздохнул:
— Господь ничего не дает даром. Чувствую, он подведет в понедельник баланс моему везению, и, думаю, результат будет далеко не в мою пользу.
Софи с легким раздражением передернула плечами.
— Ты можешь толком объяснить, что у тебя за сложности с работой? Ну, ты нам друг, и нам хочется знать. Может, мы сможем тебе помочь.
Морис сложил руки на груди.
— Чем вы можете мне помочь?
Софи пожала плечами:
— Не знаю. Ты расскажи, мы подумаем.
Морис обреченно поморщился. Элиза исподлобья смотрела на Мориса, поглаживая пальцем поверхность стола.
— Ну, время от времени люди теряют работу. Не такая уж это и трагедия. Найдешь себе новую работу. Возможно, и мы сможем тебе чем-то помочь.
Морис сокрушенно покачал головой, печально улыбаясь:
— Это навряд ли. Похоже, придется всю жизнь начинать сначала.
Элиза тихо поинтересовалась:
— У тебя какая специальность?
Морис с прищуром посмотрел на нее:
— Я уже проболтался вам по пьяному делу. Так вот. Тут я вас не обманул. Я разведчик. Шпион! Такая вот редкая профессия. Если она не востребована государством, то, значит, и никому не нужна.
Наступила пауза, которую прервал звонкий голос Софи:
— Почему не нужна? Мне кажется, очень даже нужна. Спрос на чужие секреты всегда был, есть и будет.
Морис хмуро посмотрел на свой бокал.
— Наверное, ты права. Но для этого надо открывать свое дело, искать клиентов и тому подобное. Это не для меня. Мне это не очень подходит. Не чувствую в себе коммерческой жилки. Это бы еще ничего. Вопрос в другом. Позволят ли мне такие закидоны мои теперешние работодатели? У них может быть свое видение продолжения моей судьбы. Например, могут засадить в тюрьму. От съеденных яиц остается только никому не нужная скорлупа.
Элиза холодно посмотрела на Мориса:
— Это что же ты такое натворил, что тебе грозит тюрьма? Одно дело — увольнение с работы, другое дело — тюрьма.
Морис печально усмехнулся:
— Мне инкриминируют применение коррупционных схем.
Взгляд Элизы посерьезнел:
— А ты их действительно использовал?
Морис обреченно махнул рукой:
— Скажу нет, ты ведь все равно не поверишь. Тяжелее всего доказывать, что ты не верблюд. Поэтому я и уверен, что меня выпрут. Хотя я думаю, что это обвинение не причина, а просто повод. Наказать меня хотят совсем за другое.
Снова встряла Софи:
— И за что, если не секрет?
Морис прищурил один глаз:
— Скажем, за невыполнение приказа. Вернее, за излишнюю инициативу при его выполнении. Всем приказали ловить рыбу сетями, а я пошел в лес искать трюфели.
Элиза округлила глаза:
— Ты что, серьезно? Вам приказали ловить рыбу сетями?
Морис недовольно поморщился.
— Нет, конечно, это я в переносном смысле. Аллегория. Ну зачем вам знать мои служебные коллизии? Это может оказаться вредно и для вас.
Софи живо поинтересовалась:
— Ну и как? Ты нашел эти трюфели?
Морис почесал голову.
— Как тебе сказать? Следуя моей аллегории, я нашел человека, который знает способ, как их добывать в неограниченном количестве. И готов раскрыть этот способ за приемлемую цену.
Элиза подхватила:
— И тут тебе вменили в вину, что ты в коррупционном сговоре с этим человеком?
Морис ее поправил:
— Не совсем так. Но что-то в этом роде. Этот человек не захотел продавать свой секрет напрямую. Но я нашел способ, как получить этот секрет через третьих лиц. И, заметьте, — он поднял вверх указательный палец, — получить этот секрет за деньги этих же третьих лиц.
Элиза недоверчиво наклонила голову к плечу:
— Ну и где здесь коррупционная схема?
Морис отрешенно пожал плечами.
— Мне это пока еще не объяснили. Думаю, и не скажут, а просто дадут пинок под зад, чтобы другим было неповадно идти в лес за трюфелями, когда посылают ловить рыбу сетями.
Через некоторое время Софи и Элиза с ним попрощались, и он вызвал им такси.
Сон Богданова
Этот сон снился Леониду Михайловичу с завидным постоянством. Скорее всего психика его бы пришла в упадок, но организм нашел простое и действенное средство защиты от нахлынувших неприятности. Каждое утро лишь только Богданов открывал глаза, чья-то невидимая рука стирала в памяти все, что ему снилось. Так стирают мокрой тряпкой мел со школьной доски. На доске после этого остаются только разводы, напоминающие о том, что на доске что-то писали. То же самое было с памятью Богданова, Единственное, что он мог констатировать, это то, что ему что-то снилось. Возможно, причина этого явления была банальна. Сюжеты сна представляли из себя сумбурное варево, плохо укладывающееся в сознании здорового человека. В них фигурировали картины здания с изощренной архитектурой, перемежающиеся плакатами с хитроумными таблицами, и картинами цветных линий графиков на экране компьютера. Но обо всем по порядку. С архитектурой здания, присутствовавшей во сне, Леониду Михайловичу в жизни точно не приходилось сталкиваться. Это были то ли зрительные залы, то ли институтские аудитории, по периметру снаружи охваченные замысловатой сетью лестничных пролетов. Подъемы и спуски этих лестниц вне всякой логики обрывались площадками, после которых спуски переходили в подъемы и наоборот. В здании было несколько этажей, передвигаться между которыми, в связи с замысловатым устройством лестниц, была целая проблема. Возможно, конструкция здания в разных снах трансформировалась, но по своей архитектурной сути, так и оставалась головоломкой для передвижения в нем.