— Ну а если тестирование покажет, что она невиновна?
— Какое право имеет любой суд запрещать гражданину доказывать свою невиновность любыми доступными ему средствами? В особенности, когда допущено столько инсинуаций, чтобы обвинить ее.
Делла Стрит задумалась.
Мейсон же подошел к репортеру, который закончил свой телефонный разговор.
— Хотите выяснить еще какие-нибудь факты? — спросил он его.
— БоЖе, конечно! Выкладывайте все свои соображения, чем больше, тем лучше. Это же должен быть прекрасный очерк… Знаете, чем больше я задумываюсь об этой истории, тем грандиознее она мне кажется.
— Мне думается, что в вашем репортаже необходимо подчеркнуть, что моя клиентка в своих действиях не вышла за пределы законных прав.
— Согласен. Но вот вы сами, адвокат, служитель закона, вы-то не…
— Что я особенного делаю, а? Стараюсь помочь своей клиентке доказать непричастность к совершенному преступлению. Вы не находите, что это моя главная обязанность, ведь я защитник? — чуть насмешливо произнес Мейсон. — Вы действительно допускаете, что на честного, добросовестного адвоката закон в состоянии надеть какие-то оковы или заткнуть ему рот? Никто не имеет права помешать мне сделать то, что я считаю полезным для своих подзащитных.
— Но, — не сдавался репортер, — то, что здесь находятся представители прессы?
— Хотите ретироваться? — глядя слегка насмешливо, спросил Мейсон.
Репортер вместо ответа придвинул поближе к Мейсону стул и заговорил вполголоса:
— Подкиньте еще интересных фактов, ладно?
Мейсон объективно изложил суть дела, но, разумеется, даже словом не обмолвился о тех конфиденциальных вещах, которые сообщила ему клиентка. Получилась весьма убедительная и полная версия.
— Вы ничего от меня не утаили? — под конец спросил репортер.
— Разумеется, кое-что утаил. Я сообщаю вам абсолютно достоверные факты, которыми вы сможете спокойно оперировать. Зачем бы я стал делиться с вами своими соображениями и тем самым создавать у вас предвзятое мнение?
— Так-то оно так, но мне бы хотелось раздобыть побольше конфиденциальной информации…
— Вам и так преподносят этот, по сути, сенсационный материал на серебряном блюдечке. Не надо пытаться перебирать грязное белье, тем самым вы опуститесь до уровня обычного борзописца-сплетника.
— Не буду, не буду! — нервно рассмеялся репортер.
Чуть скрипнув, отворилась дверь и появился Монроу.
— Джентльмены, — произнес он, — я готов продолжить исследование. У меня состоялся очень интересный разговор с миссис Энсон. Мне думается, я понимаю ее позицию. У меня есть основания предполагать, что она окажется прекрасным объектом для научного обследования. Здесь по соседству находится специальный кабинет, точнее, лаборатория, оснащенная электрическими приборами. Вы сможете ясно слышать все, что там будет сказано, и наблюдать за всем, что там происходит, сквозь это одностороннее стекло. Я предупредил миссис Энсон об особенностях этого кабине-fa. Сказал, что мне бы хотелось, чтобы за ходом опыта наблюдал хотя бы ее поверенный, и спросил, не разрешит ли она, чтобы мисс Стрит и двое других джентльменов тоже присутствовали. Она подписала письменное заявление о том, что охотно дает на то свое согласие. Если вы сейчас пройдете через эту дверь направо, вы увидите помещение с удобными креслами перед смотровым окном. Повторяю: я бы очень хотел, чтобы вы все внимательно следили за ходом исследования. Остается только добавить, что, если вы, мистер Мейсон, — посчитаете, что могут пострадать интересы вашей клиентки, сразу же нажмите на кнопку, которая находится справа в стене у того кресла, где вы будете сидеть. И в то же мгновение опыт будет прекращен.
— Великолепно, — сказал Мейсон.
Они прошли в кабинет для наблюдавших. Монроу указал всем их места и закрыл дверь.
Действительно, через смотровое окно было прекрасно видно все соседнее помещение. Селма Энсон сидела в спокойной позе, к ее рукам, голове, туловищу были присоединены разноцветные провода полиграфа, который должен был записывать на ленте самописцев данные о ее дыхании, кровяном давлении, частоте пульса и гальваническом сопротивлении кожи во время допроса.