Кроме того, в тот вечер хранителю Светланы и Следящей Ардалиона было официально дано дозволение поработать с физическим здоровьем подопечных, а именно: с их внешним видом. Синяки Светланы вызывали очень много вопросов как у ее окружения в Хрустальном, так и у тех, кому не следовало знать даже об одном только их наличии.
Когда проснулась на небе уже ярко светило солнце. Чувствовала себя выспавшейся и бодрой, без малейшего намека на слабость или физическое недомогание, приносящее жуткий дискомфорт. Да, я спала в домашней одежде поверх одеяла. Но это, как оказалось, нисколько не помешало мне хорошенько отдохнуть и расслабиться. Вчерашнее происшествие казалось не более, чем сон. Хотелось жить, творить и вытворять. Но для начала позавтракать и принять душ.
Начала с последнего пункта. Убрала «Войну и мир» на полку, поправила одеяло на кровати и отправилась в ванную комнату. Закономерно не увидела в отражении в зеркале никаких посторонних крылатых личностей. Думать о них более не хотелось, а потому я без всяких ненужных тревог и стеснений разделась и залезла под контрастный душ. Когда вытиралась полотенцем, обнаружила, что синяки стали гораздо меньше. Ничего себе… как быстро.
Таким образом я принялась, наконец, за ум и за учебу. Забросила гонки, что несказанно радовало родителей. Их вообще очень радовало мое поведение, а потому разговор с отцом произошел быстрее, чем я ожидала. Однажды он пришел с работы и сразу же повел меня в кухню. Попросил маму заварить нам по чашке горячего какао и достал из нагрудного кармана какую-то записку.
- Это тебе передали, - хмуро сообщил Светозар Огнедарович и вложил мне в руки сложенный вчетверо листок бумаги.
Спасибо какао, после того, как развернула письмо, не впала в истерику. А так… обжигающий напиток сделал свое дело, и я вместо шока испытала боль от того, что обожгла язык. И только потом почувствовала сладкий, успокаивающий вкус напитка. Да-а, пожалуй, через несколько дней после расставания, он не мог придумать ничего лучше, чем написать простое «Прости» на жалком клочке бумаги и передать его впоследствии моему же отцу.
- Светик, не хочешь объясниться? - наблюдая за моим отсутствующим и бесцельно блуждающим в пространстве взглядом, наконец, спросил отец. – По-моему, ты нам что-то забыла рассказать.
- Да я люблю его… как дура, - пожала плечами, худо-бедно придавая собственному взору осмысленность. – А он меня – нет. Скажи, откуда у тебя это?
Сделала большой глоток напитка и медленно стала рвать записку на мелкие клочки. Тупая боль вновь стала затапливать сердце. Зачем он это сделал? Почему передал свое жалкое извинение через отца? Я же только начала жить… по новому, без него. У меня сессия, в конце концов. Что будет, если у меня опять опустятся руки? И снова из-за него.
- Странный он, - нахмурился папа. – Подкараулил меня рядом с местом работы и, не говоря ни слова, отдал письмо. И сразу уехал.
Прекрасно зная мою последующую реакцию, мама справедливо рассудила, что ужин лучше отложить часа на два-три. Вместо тарелок с основными блюдами Алена Грозная неожиданно вытащила из холодильника контейнер с эклерами и упаковку круассанов. Очень мудро и своевременно, признаюсь. Эх, вот бы мне стать хоть капельку на нее похожей…
- В его духе, - отпивая еще какао, прокомментировала я отцовское пояснение. – Все, как всегда.
Странно, но бывший богатырь Красноградский не стал вершить скорую расправу над обидчиком собственной дочери. Ибо падший не бросил меня в Преисподней. Ибо извинился, пусть и задним числом. Ибо сам болен от неразделенной любви.
- Жалок, но горд, - охарактеризовал отец Лиона. – А ты, Светик, его все же зацепила.
- Да ну… - отмахнулась. – Скажешь еще.
- Отец прав, - вмешалась мама, садясь рядом с мужем. – Ардалион не стал бы за тобой соваться туда, откуда сам едва мог унести ноги. А потом эта записка… - женщина кивнула на горку порванных бумажных листочков. – Он чувствует вину.
- Не более, - печально заметила и ухватила один эклер.
Вопреки моим опасениям, я вовсе не впала в депрессию. Родители, как могли, поддерживали меня. Из-за хорошего иммунитета (я так думаю. А там – кто знает…) синяки и ссадины таяли на глазах. Вскоре я смогла выходить из дома, ходить на учебу и бороться за право быть допущенной к будущей экзаменационной сессии. Боженьки, сколько же я пропустила за все это время! Хорошо хоть додумывалась каждый день переписывать конспекты Наташки, а потому не ударила в грязь лицом, когда Кирилл Игнатьевич вздумал вместо лекции устроить письменную контрольную работу.