Иванов только рукой махнул в ответ.
Всю дорогу они шли молча. Каждый был в своих мыслях, но оба думали об одном человеке: об Орлове, который выручил их, и про которого они так легкомысленно забыли. Как он отреагировал на это? Что он чувствовал? Им оставалось только гадать.
Они остановились возле старого дома. На их счастье, из парадной вышел человек, и они смогли проникнуть внутрь, не звоня. Пройдя по осыпавшейся лестнице, минув разрисованный пентаграммами и непонятными каракулями коридор, они дошли до старой двери, на которой красовалось плохое подобие печати люцифера. Именно в этой квартире жил, работал и учился в уединении Алексей Орлов.
Смирнова и Иванов позвонили в дверь. Потом ещё раз. Ещё раз. И ещё. В душу Иванова уже закрался страх: он хорошо знал своего друга и боялся, что тот повесился, зарезался или попал из-за невнимания, порождённого глубокой печалью и обидой, под машину. Но дверь всё же открылась. На пороге стоял бледный, невыспавшийся, болезненного вида человек. Вид у него был печальный и очень уставший.
- Орлов! - крикнул поражённый Иванов - Господи, что с тобой? Ты болен?
- По вашей милости я болен, да. Митя, ты же знаешь, как мне тяжело переносить болезни в своих условиях, а сделал всё, чтобы я простудился. Хоть бы ответил вчера, что ли!
- Прости, друг! - с горечью крикнул Иванов. Орлов с удивлением посмотрел на него: он не ожидал такого восклицания. - Но я правда не со зла, клянусь тебе! Я весь мир в своём счастье забыл, но меня совесть с утра мучит страшно! Поэтому прошу: прости нас!
- Да, мы забыли про тебя, хотя ты оказал нам неоценимую услугу, и мы готовы искупить свою вину. - добавила Смирнова
- Да, мы готовы! - подхватил Иванов - Вот твой зонтик, это тоже тебе. - Иванов протянул другу коробку дорогого чая и конфет.
- За зонтик спасибо, в другом я не нуждаюсь. - спокойно, без агрессии, без скрытой обиды, абсолютно ровным голосом сказал Орлов. - Так устроен человек: когда он счастлив, то чаще всего забывает про других, даже про тех, кто им помог или тех, кто в нужде... Плохо это или хорошо, я не буду рассуждать. Это просто жизнь.
Иванов стоял, опустив глаза. Ему было стыдно от тихих спокойных слов Орлова. Он поклялся себе, что не станет забывать про людей и не заставит больше никого страдать.
- Прости нас ещё раз! - сказала Смирнова
- Я уж простил... А чай и угощение заберите, право, ничего сейчас не хочу. Заберите да съешьте за моё здоровье.
- Ты всё-таки сердишься. - вздохнул Иванов
- Ничуть! - ответил Орлов - Всё бывает, так зачем мне сердиться?
Иванов готов был провалиться под землю. Если бы друг накричал на него, обозвал бранным словом - о, ему было бы легче, в разы легче! А спокойная реакция Орлова, его мирный и ровный тон заставляли Иванова (и Смирнову тоже) мучиться от угрызений совести всё больше.
- Ладно, мы пойдём. - промямлил Иванов - Спасибо тебе, Лёха!
А через три часа Иванов уже забыл об этом происшествии. Он пил чай со Смирновой у себя дома. Муки совести, больной друг - всё это уже изгладилось из его памяти. Иванову бы наслаждаться романтикой, но он видел, что Смирнова какая-то грустная и задумчивая. Она была неразговорчивая и подавленная. Вдобавок к этому, ушла она намного раньше времени.
Через неделю они расстались. А спустя месяц Иванов, встречаясь с более жадной девушкой, чем Смирнова -Мымриной - занял большие деньги у другого друга - Аверьяна Панина, студента, занимавшегося филологией, и не отдал вовремя, чем обрёк друга на мучительный голод и нужду.
И через некоторое время, когда Аверьян, похудевшей, осунувшийся и чуть ли не поседевший, явится к Иванову, последний, сжираемый муками совести, будет раскаиваться и молить безответного друга о прощении, который, как и Орлов, не будет ругаться на него, просто заставит испытывать жуткий стыд. А через три часа Иванов и это забудет. И через некоторое время опять наступит на те же грабли... И снова забудет, даже не задумается!