В ходе торжественных речей, посвященных открытию «Волшебного города» Отец, в частности, сказал:
Торжественная речь отца № 1
— Дорогие друзья, родные; уважаемые акционеры. Я долго ждал этого дня. Дня, когда я смогу, наконец, увидеть всех нас вместе, а вместе с нами — представителей нового поколения.
Эти представители — не просто представители.
С одной стороны, эти дети принадлежат нам. Но, с другой стороны, они принадлежат Вселенной, как принадлежу ей и я, и вы, и деревянный человек, которого сейчас торжественно и символично сожгут в кремационной печи.
<Неясный гул в толпе>
Вы скажете мне: не сжигай деревянного человека! — ведь дети так любят его.
Но — нет! — скажу я вам.
Нет, нет и ещё раз нет: let him burn!
В том-то и состоят порочность и беспомощность современной системы воспитания, что детскую голову одуряют с мальства деревянными куклами…
Что плохого в куклах? — спросите вы.
Позвольте, да разве не слыхали вы о смертельных практиках вуду?
Разве не знаете, как используют вудуисты куклы?
А здесь — всё наоборот: кукла сама использует детей, превращая их в сексуальных рабов и послушных зомби.
Но наше учреждение придерживается иных законов.
В нашем учреждении мертвецы не смеют вмешиваться в дела живых, не смеют диктовать условия.
Мы являем собой совершенно новое слово в педагогике.
Посему вполне логично сегодняшнее аутодафе — ведь Буратино и сам хотел уже в топку.
Посему после всего сказанного вам станет ясно, что детей мы воспитываем совершенно иначе и первым, и самым строгим запретом будет запрет на куклы и игрушки вообще в привычном понимании этого слова.
У детей есть собственные игрушки — ими являются их половые органы, и органы выделения — так зачем же отвлекать ребёнка от жадных проб самоисследования посторонними предметами? Зачем с младых лет губить душу малыша примитивной механичностью пластика, дерева и металлических сплавов?
— И стекла! — подсказал кто-то.
— Ошибаетесь! — Отец поднял палец над трибуной, задев микрофон, отчего тот грохнул, — как раз стекло-то — битое на мелкие осколки оконное стекло — и является единственной из разрешённых у нас детских забав! Стекло опасно: им можно порезаться! Боль, кровь, шок. Ребёнок с малых лет приобретает колоссальный опыт по выживанию, отмеченный мощными эмоциональными всплесками. Ребёнка никто не учит, как обращаться с битым стеклом: ребёнок всё постигает сам.
В дальнейшем, уже, обучаясь грамоте в классах, дети станут со стеклом на «ты»: тетрадки им заменят большие осколки, на которых тончайшим алмазным маркером будут они выцарапывать знаки алфавита будущего — и заодно тренировать зрение.
И не только зрение: к этому моменту они уже приобретут ценнейшие навыки неуязвимости от острых предметов. Кроме того, они не будут бояться крови, бояться боли: они будут презирать боль. В школе они натренируют глаз, разбирая паутинные каракули на стекле — и набьют руку, пытаясь уместить курс правописания на узком как кинжал осколке.
Именно из таких детей вырастают люди творческие, поражающие своё поколение своей непохожестью… бунт гения — вот название этим пророкам!
Речь отца была прервана бурными продолжительными аплодисментами.
Было и такое
Заходят как-то Руслан Баттерфляй с Вадимом Брещиком к отцу (это Клавдия была жива еще), а тот сидит у компьютера и набивает что-то в «ворде». Рядом кружка пивная, да полоски солёной женской кожи на тарелочке.
— Давно не видно тебя, Карло. Чего сидишь как затворник? Айда на дискотеку — шахтёров пиздить.
Отец почесался:
— Не время сейчас, ребята… я тут реферат как раз доканчиваю… а давайте, может быть, завтра?
— Ссышь — так и скажи, — понимающе улыбнулся Брещик, — а мы, между прочим, и идти-то никуда не хотели… на хуй нам эти шахтёры… ещё сами огребли б от них.
— Во-во, — кивнул Руслан, разминая папиросу, — один Щорс чего стоит.
— Там три Щорса: Стёпа, Гопалан и Виктор, и все троё — отчаянные бойцы, — уточнил Брещик.
— Уже не трое. Уже двое. — веско произнёс Отец.
— Чё?
— Через плечо. Гопалана зарезали на днях в Павшино. Он там на автостоянке выебнулся на кого-то… надавал по башке. А из гаража там местные вышли… и, короче, он отбивался ножом… двоих порезал, одного серьёзно, кстати… а потом ему Витос Кончидзе руки отбил арматурой, и нож выпал. А кто-то из местных ребят нож взял и пырнул отпизженного 9 раз в почки.
— А ты откуда все эти подробности знаешь? — удивился Брещик.
— А я про это как раз реферат доканчиваю. — Отец повернулся к компьютеру и застучал клавиатурой.
Торжественная речь отца № 2
— Друзья мои! Вот и ожила после летаргического сна труба нашего родного крематория. И пусть это пока лишь дым от деревянной куклы — клянусь Люцифером — в нём уже есть привкус палёной человечины. Это многообещающий привкус. Друзья, в нашей школе не будет наказаний. Вернее, возмездие воспоследует, но только одно. За малейшую провинность полагается выбор: длинная соломинка — жизнь, короткая соломинка — печка.
— Эт вы нам всех детей так сожжёте! — возмущённо крикнула из толпы пьяная женщина.
— Ошибаетесь, уважаемая! — торжественно потряс кулаками Отец, — в том-то и суть нашего метода: он заставляет ребёнка уже с малых лет тщательно взвешивать каждый свой шаг, следить за речью, просчитывать ходы противников. Никто ведь не хочет в печку. А провинность — это случайность. Но закономерная случайность. У нас есть свой свод законов, и он защищён моим авторским правом. Проступком — согласно нашим законам, — является любое действие, совершённое ребёнком в противоречие поставленной себе цели. Цель каждый ставит себе в начале учебного года. Сегодня как раз такой день, и сегодня к вечеру каждый из детей будет уже знать свою цель на предстоящий учебный год.
— А как мы её узнаем? — спросил стоявший близко к трибуне мальчуган в обдроченных шортах.
— Сейчас вам раздадут Первый Школьный Завтрак (ПШЗ)! — развернулся к детям Отец, — он целиком состоит из грибов. Это необычные грибы: это сушеные грибы, которые хранились в мёде. Это очень вкусно, дети. Я сам однажды съел три банки…
<Среди взрослых зашумели>
…и потом мы все пройдём в траурный зал, сядем среди венков и подумаем: какую же цель поставить себе на этот год. Желающим раздадут бумагу, карандаши и фломастеры. Оружие иметь при себе запрещается. Да, кстати… уважаемые дамы и господа! Вы тоже можете к нам присоединиться: грибов у нас очень много!
Охуелое
Несовместимо с жизнью
Отец не знал, что Вадим Брещик промышлял торговлей растворителем. Это был товар отребья: токсикоманов, объебошенных на всю голову подростков.
Каково же было его удивление обнаружить пропитанную растворителем тряпочку под колпаком Буратино.
У отца опустились руки. Что теперь начнётся… Но нельзя, нельзя паниковать.
Он быстро взял мобильный, нашёл нужный номер.
Брещик услышал звонок, но он в этот момент находился в совмещенном санузле своей подруги Дарьи Злыч, где, обняв унитаз, надрывно блевал, а Дарья выдристывала ему на голову струи тёмной словно дёготь диареи.