Отчаянно отбиваясь, я вдруг почувствовал под своими подошвами его ногу, дернул — и опять утянул его вниз. Тиски его рук мгновенно разжались — он искал какую-нибудь опору. Но и мне пришлось ослабить хватку: он был тяжелее и тащил меня под воду. Пробкой вылетев на поверхность, я ухватился за бортик, впитывая обжигающий воздух и ни о чем больше не думая. Появилось багровое, искаженное лицо Энтони — он судорожно кашлял и отплевывался. Но продолжалось это лишь одно мгновение.
Все еще захлебываясь воздухом, я заметил, как отрешился он от своих страданий и изготовился к очередной атаке. Я завертел головой, пытаясь найти хоть что-нибудь себе в помощь. Ничего, кроме сломанной палки от швабры, валявшейся в двух футах от меня.
Энтони, вспенивая воду, ринулся поперек бассейна, но за секунду до его броска я успел дотянуться до этой палки, перехватить ее пальцами и, когда мы столкнулись, вонзить острый, зазубренный конец в грудь врага, стараясь всего лишь оттолкнуть его. Острие пробило грудь, и занесенные надо мной пальцы бессильно скрючились. Голова его ударилась о мою голову, ухо мне опалило его дыхание, раскаленное ненавистью. Произнести что-либо он уже не смог. Рот раскрылся, глаза вылезли из орбит. Кровь ударила фонтаном на всю длину палки, хлестнула мне в лицо, залила стену у меня за спиной, мгновенно замутив и окрасив розовым воду.
Его умирающее тело отшатнулось, глаза уставились на меня, словно не веря, что я все-таки сумел убить его. Изо рта хлынул новый поток крови, вместе с окровавленной блевотиной заливший мне лицо и грудь. Колени подогнулись, и Джефф Энтони головой вперед рухнул в пенящуюся воду, ушел на дно. Я спустился с бортика, отплевываясь, фыркая, кашляя, и двинулся к двери.
Вот теперь и вправду конец, думал я. Я шел на поиски Хью, Миллеровой Мары, моего револьвера и знал, что весь этот кошмар наконец-то остался позади. Разумеется, я лгал себе, но сил совладать с правдой у меня уже не было. Успеется.
Эпилог
Когда я выронил свой револьвер, Хью тотчас отправился за ним, зная, что мне было бы крайне нежелательно лишиться его, если бы даже я не выпустил ни одной пули. Даже если у вас есть лицензия на право ношения, и вы стрельнули в воздух, отгоняя грабителя, это обойдется вам в десять тысяч штрафа по приговору суда. Еще и поэтому я без крайней необходимости револьвер с собой стараюсь не брать.
К тому времени, когда я покинул поле битвы, Хью доставил 38-й и Мару в ресторан. Мы погрузились в машину и отвалили за несколько минут до появления полиции. Очевидно, мой вид навел Мару на какие-то размышления — и, пока мы шли к машине, и потом, когда мчались по городу, она помалкивала.
Она прекратила сопротивление: пар вышел. Она больше не пыталась купить нас песнями и плясками в стиле «я маленькая, бедненькая, ни в чем не виноватая». Все средства были исчерпаны. Мы отвезли ее прямо к Рэю в кабинет. Самого капитана, конечно, в столь поздний час мы уже не застали, но его удалось вскоре разыскать. Через двадцать минут он входил к себе.
Мы с Хьюбертом представили ему подробнейший отчет о том, как Стерлинг с Энтони добились успеха. Мы предъявили ему все документы, добытые моими помощниками. Само собой, капитан Тренкел был приятно удивлен. Он простил, что его разбудили среди ночи, что пришлось вылезать из кровати и переть через весь город к себе в кабинет. Он чувствовал себя прекрасно, чего я, вымокший, окровавленный и избитый, никак не мог сказать о себе.
Я рассказал ему, как Мара и Энтони ограбили Миллера, куда пошли его денежки, и обо всем, что последовало за этим грабежом. Мара, не требуя немедленно вызвать своего адвоката, все подтвердила. Когда же дошло до убийств — заявила, что ничего не знает. Рэй вопросительно поглядел на меня. И я поддержал ее.
Итак, сомнению не подлежало: Карраса убил Энтони. Что же касается официальной версии следствия — Миллер застрелил Джорджа, а потом от раскаянья покончил с собой, — то, как бы ни пытались те, кто давил на Рэя, найти другой ответ, к их величайшему неудовольствию другого ответа они не получат. Рэй любит щелкать по носу тех, кто сует его не в свое дело. Так. Кроме того, я отродясь не бывал в «Голубом Страусе». Рэй со своими людьми собрал всю необходимую информацию и в нужный момент нагрянул.
Мистер Крыски и троица кожаных, с которыми я боксировал, — это рядовые мафиози. Вот уж тут я совершенно не возражал против того, чтобы держаться в тени и роль свою не выпячивать. Револьвер 45-го калибра с отпечатками пальцев Джеффа Энтони обнаружен, что позволяет завершить дело об убийстве Уильяма Стерлинга. Ну, а насчет того, что самого Энтони кто-то замочил в задних комнатах одного из нью-йоркских секс-клубов, то это вообще дело темное, лучше его вообще не раскапывать, тем более, что множество наших достойных сограждан в этом кровно заинтересованы.
Оставалось решить, что делать с Морин Филипс, с возлюбленной Карла Миллера, с очаровательной Марой? Рэй, повернув дело по своему усмотрению и выжав из него все, что было ему надо, теперь склонен был внять уговорам и не заметить, как Мара выскальзывает через черный ход. Она возвращается в Плейнтон, штат Пенсильвания, и в течение пяти лет сидит там безвыездно, под караулом родителей. Интересно, понимает ли капитан, что для нее и для всего семейства Филипсов и такая мера наказания похуже бессрочной каторги? Наверно, понимает. Он, хоть и не йог, умеет видеть скрытую суть вещей.
Выйдя наконец из полиции, я очутился в кромешной тьме — ни луны, ни звезд, ни дорожных указателей. Влажность была процентов сто. Люди, запеченные в собственном соку, густым потоком текли по тротуарам. Исчерна-серые тучи, затянувшие небо, вроде бы грозили дождем, но не приходилось сомневаться: это — пустые угрозы, даже капелька влаги не прольется на нас. Все как полагается. Мы так привыкли к удушливой жаре, что без нее нам станет не по себе.
Когда мы с Хью дошли до машины, я первым делом достал из багажника простыню, которую всегда вожу с собой на тот случай, если придется перевозить что-нибудь пачкающее. На этот раз я берег сиденья от себя самого. Хьюберт сел за руль, я выступил в роли пассажира. Отъехали немного, и вот какая мысль пришла мне в голову: одно хорошо — если кто-нибудь когда-нибудь пошлет меня к черту, я с полным правом смогу ответить, что там уже побывал.
Часа в два ночи я подъехал к дому Джин. Я успел принять душ, побриться, переодеться, завезти Хью в открытый всю ночь клуб в Бауэри, где, судя по всему, он был желанным и почетным гостем. Он прошел мимо вышибал сквозь раздавшуюся в стороны толпу, помахивая мне на прощанье, и скрылся в украшенных неоном дверях, откуда доносилась оглушительная музыка. В последний раз мелькнула закинутая назад голова, вытаращенные в предвкушении веселья глаза. Кажется, о нем можно было не беспокоиться.
Консьерж снизу позвонил Джин, разбудил ее и впустил меня внутрь. Она ждала у дверей: было похоже, что она соскучилась по мне и что поднять ее с постели в два часа ночи — самое милое дело. Меня встречали широкой улыбкой, упругим телом и взглядом, доказывавшим, что все это — в самом деле — припасено для меня. От неловкости сразу стало сухо во рту.
Чуть только я ступил за порог, она прильнула к моим губам долгим, крепким поцелуем, и я ответил на него как мог и умел. Да, это был честный, горячий, неформальный поцелуй, прожегший меня насквозь и рассыпавшийся на полу вдребезги. Одной рукой Джин запирала дверь, а другой обнимала меня, хихикая как девчонка. Кондиционер был включен. Так, держась друг за друга, дошли мы до дивана, и там я осторожно отодвинул ее, давая понять, что хочу кое о чем ее спросить. Джин всем своим видом изъявляла готовность выслушать мой вопрос. И он был ей задан: