Уничтожил.
– Нет… Я просто хочу сказать, что мечтаю следовать путем, который укажет Бог…
– И?
– Я молюсь о том, чтобы увидеть путь. И ничего.
– Не знаешь, какой шаг сделать следующим? – уточнил он.
– Нет, следующий я как раз знаю. Всегда чувствуется как-то само собой…
– Так в чем проблема?
– Я не знаю, к чему приведет дорога. Важно знать, что идешь правильно.
– Путь – это всего лишь путь. Движение длиной в твое существование. Не путай ход каравана со следами на песке.
– Поди объясни это людям, когда спросят, за какие свершения я имею право переводить на свою никчемную жизнь их хлеб да воду. Если я иду путем Господним, я должен сотворить нечто значительное, чтобы доказать другим… и себе, что это не блажь. Люди вечно говорят…
– Люди вечно говорят, – согласился он. – Требуют того, что нужно им. И бесконечно противоречат сами себе…
Ну хоть в чем-то он со мной готов согласиться! А то меня уже начало знобить от подозрения, что я кругом неправ. И что мышление мое – единственное, чем я, в общем-то, мог оправдать себя – так же бездарно, как и вся моя жизнь.
– …В древности была такая история. Один военачальник привел на битву войско, а по обе стороны на поле битвы его семья. Он хотел быть хорошим человеком и поступать правильно. Но они уже здесь, и никто не намерен отступать. Как ты думаешь, чего хотела от него родня?
– Зависит от стороны.
– Именно. И уверен, любой исходил бы из высокой морали. И сам герой не хотел брать грех на душу. Но знал, что, будь умерщвлен он сам, родственник-убийца совестью терзаться не станет. Все же во имя блага.
– Я бы на его месте молился Богу.
– Он поступил как раз так. И в отличие от тебя, которому, как ты говоришь, Бог не отвечает, он получил наставление: не поддаваться малодушию, исполнить предначертанное и не предавать тех, кто ему предан.
– Знаешь что, я уже насмотрелся на праведных убийц! – И тут я вспомнил все. И понял, сколь мелок мой страх перед его судом по сравнению с ужасом от того, что вообще способен творить род человеческий.
– Сострадать больно. И все же Бог заповедал любить ближнего. С другой стороны, если будешь вечно гнуть шею, выучишься ненавидеть. Жертвенность хороша с любовью, иначе ты просто развязываешь очередную войну. Ты хочешь быть хорошим, а внутри борешься с бессилием за краешек свободы. Вон тебя как колотит от страха. Одного сочувствия мало, чтобы воистину любить людей.
– Выходит, сострадание значит страдание? Занятный каламбур. Согласен. Но ведь Господь оценит…
– А нужно тебе, чтобы оценили? Дешево же стоит твоя любовь. А если нет награды, то что? Ни от человека, ни от Бога. Особый путь и добро уже не так привлекают?
Он заставил мой пьяный мозг думать. И я мгновенно протрезвел, потому что понял, что он прав во всем. Что вопрос нужно ставить именно так. И вот передо мной уже край обрыва, где не за что схватиться, где нет ни одного «потому что». Ну, что скажешь, душа, которую я поставил выше земных благ? Ты чего хочешь на самом деле: любить или чтобы тебе воздали должное
А ведь я, и правда, имел потребность быть хорошим. Как мог, пытался нести свет. Неудачно получалось. Я бежал от угнетения, я ненавидел, но было кое-что еще во мне. То, что они еще не убили. Я горел любовью, и нужно было это мне, а не кому-либо другому. Причин и следствий во мне самом хватало.
– Оно того стоит, – ответил я. – Сострадание. Оно само себя окупает. Все внешнее только в придачу. Я тебя понял. Спасибо. Я запомню это навсегда.
Кстати, я тогда соврал. Воспоминания покрылись сумраком, который я долго не мог развеять. Правда, потом я сам пришел, по сути, к тем же выводам. Только другими словами все называл. И тогда это стало уже не просто ловко подхваченной чужой мыслью, а выстраданным практическим принципом жизни.
Выслушав меня, он задумался. Я продолжил пить вино в надежде вновь опьянеть, но сознание оставалось чистым. Не повезло мне забыться!
Я заметил, что он, отвлекшись, всматривается в пустоту и прислушивается:
– Что ты там видишь?
А он посмотрел на меня чересчур долго, как смотрят, наверное, одни колдуны да прорицатели, и вдруг сказал:
– Ты поймешь. Все, что хочешь понять, поймешь. И найдешь то, что ищешь.
Я заглянул в его переставшие быть человеческими глаза и почему-то поверил, что все произойдет точно так, как он сказал.
– А я слушаю.
– Что? – опешил я.
– Я слушаю, как кто-то поет.