Хотел бы я знать, простишь ли Ты мне за нее мои грехи. А знаешь, мне не важно. Не важно. А!
21. Бесполезный гений
Итак, положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить, ни противостоять все, противящиеся вам.
Лк. 21:14-15
Ибо всякое древо познается по плоду своиму.
Лк. 6:44
Я шел по разрушенному городу, наблюдал. Чутье вело меня к нашему треснувшему храму. И вот они – падшие камни, среди которых мельтешили подавленные священнослужители и давали смутные разъяснения испуганным мирянам.
До меня доносились обрывки их фраз, в которых они проповедовали истину. А я уже не верил ни в какую правду. Сколько их я слышал, во сколько сам верил, но на любой тезис рано или поздно находился антитезис. Жизнь – вот она, правда. Реальность во всей ее бесконечности.
Понять – значит упростить и потерять часть истины. Молчание достойнее слов, оно золото, но и это неправда. Ведь многое уже сказано, и мир в наших глазах уже не похож сам на себя. Я скользил по разным точкам зрения, но так и не смог освободиться от них. Никто не может – все мы, все до единого, кто из плоти и крови, мы дети своего времени, принявшие за первичную истину то, что нам рассказали. Остаться в ней или выбрать другую – вопрос нашего будущего, но прошлое неизменно. В точке, когда мы делаем выбор, мы уже лишены свободы. Обусловленность мыслей – исходная позиция, потому что человек чистым листом бывает только в детстве, хотя и это не доказано, но в детстве мы сильнее всего подвержены влиянию других людей, запечатлеваем то, что предъявляют. Наша первая модель мира – краеугольный камень нас самих, базис. От него можно отречься, но едва ли освободиться. Отрицание подобно принятию. Я понимаю, да.
И не поверю тому, кто скажет мне, что знает истину. Не поверю! Только главное в этом всем не забывать себя держать в узде, когда почудится, что истина у тебя в руках – вот самый главный обман, на котором великие перестают искать, а значит, видеть. Клянусь Тебе, клянусь, Господи, что никогда не прекращу поиск, не стану собственным рабом с и мертвым памятником самому себе! Сколько бы я ни прожил. Кем бы я ни был. Я всегда буду помнить, что любая найденная человеком истина устаревает. Она – ответ на современность, будущее же даст на нее свой ответ. А на ответ будет еще один ответ, и так далее, пока жив последний человек. Сегодняшний молодой и дерзкий завтра станет запылившимся классиком. И не дай мне, Бог, зачерстветь от собственной правоты! Сколько бы я ни прожил… Я так хочу опереться на что-то твердое в движении по жизни. Но Ты заставил меня полюбить свежесть. Пускай.
Мой путь особый и начнется здесь и сейчас. Я не погублю себя: не сольюсь с толпой своих почитателей и не стану окаменелостью! И если ради этого нужно вечно балансировать на острие кинжала, согласен. Ты ведь этого хотел. Чтобы я осознал. А теперь я готов исполнить Твой замысел насчет меня.
Та самая минута настала. Я залез поверх остатков стены и оказался на возвышении. Находящиеся поблизости люди посмотрели на меня: они поняли, что я хочу сказать им нечто важное. Я смотрел им в глаза, прямо как во сне когда-то давно. Что-то я видел в этих глазах такое… В них в каждых душа, понимаешь? Я увидел… Они начали подходить, собираться вокруг.
И тут я заметил за ними нескольких всадников. Один, явно главный, пристально смотрел на меня.
– Понтий Пилат… – прошептал кто-то в толпе.
Римский префект… Не его ли на колеснице я встретил во время землетрясения? Издалека не поймешь. Тем более что он отвернулся и уехал, а с ним и воины. В храме остался только мой народ.
Я взмолился Богу: если только хочешь, я готов. Я ни за что бы не начал без Твоего благословения, без Твоего «ДА!», вырвавшегося из моего нутра. Смолчи или выкрикни «НЕТ», и я уйду, и больше никогда не буду… Клянусь Тебе. Но если только хочешь, чтобы я служил Твоему слову, Твоей правде, мое сердце готово. К этой минуте я шел, ради нее жил – я знаю. Я ждал, и ныне бодрствую!..
…
Вот сейчас… Сейчас самое время, Господи, если только Ты хочешь… Я вновь помолился. Люди ждали. Неприятно было бы лишить их того, что я мог бы дать им, Господь!