– Как я уже сказал, постоялый двор был заброшенным и безлюдным. Однако там отыскалась колонка, которая еще работала. Она помещалась в задней части конюшни, где держат упряжных лошадей. К колонке я вышел по слуху, но нашел бы ее и в том случае, если бы она ничем не нарушала тишины. Я чуялводу, вот в чем штука. Проведши в пустыне довольно времени, перед угрозою скорой смерти от жажды в самом делеоказываешься способен на нечто подобное. Я напился и заснул, а проснувшись, опять напился. Мне хотелось немедля двинуться дальше – страстное желание вновь пуститься в путь было подобно лихорадке. То лекарство, что ты принес мне из своего мира, астин, – великолепное снадобье, Эдди, но есть такие лихорадки, излечить которые не под силу никакому зелью, и меня сжигала одна из них. Я понимал, что телу моему необходим отдых, и все же на то, чтобы задержаться на постоялом дворе хотя бы на ночь, ушла вся моя сила воли, до единой унции. Утром я почувствовал себя отдохнувшим, а потому заново наполнил бурдюки и двинулся в путь. Я НЕ ВЗЯЛ С ЭТОГО ПОСТОЯЛОГО ДВОРА НИЧЕГО, КРОМЕ ВОДЫ. Вот самое главное из того, что произошло в действительности.
Сюзанна заговорила самым рассудительным и приятным тоном в манере Одетты Холмс, на какой была способна:
– Ну, хорошо, это – то, что произошло в действительности. Ты заново наполнил бурдюки и пошел дальше. А теперь доскажи нам историю о том, чего не было.
Стрелок на мгновение положил кость себе на колени, сжал руки в кулаки, странно детским жестом потер глаза, вновь ухватился за кость, словно желая придать себе храбрости, и продолжал:
– Я загипнотизировал мальчика, которого не было. С помощью патрона. Хитрость эту я знаю много лет и почерпнул ее из источника весьма предосудительного, обучившись ей у Мартена, придворного мага моего отца. Мальчик оказался хорошо внушаем. Погрузившись в транс, он поведал мне обстоятельства своей смерти – так, как я описал их вам. Узнавши столько, сколько, как мне казалось, можно было узнать, не нарушив душевного равновесия мальчика или, пуще того, не повредив ему, я приказал Джейку после пробуждения начисто забыть о своей гибели.
– Кто бы возражал, – пробормотал себе под нос Эдди.
Роланд кивнул.
– Поистине, кто? Транс мальчика перешел в естественный сон. Уснул и я. По нашем пробуждении я поведал мальчику, что хочу изловить человека в черном. Он знал, о ком речь: Уолтер тоже останавливался на постоялом дворе. Джейк испугался его и спрятался. Уверен, Уолтер знал, что мальчик там, но ему было на руку притвориться, будто ему невдомек. Он ушел с постоялого двора, мальчика же – настороженную ловушку – оставил.
Я спросил Джейка, есть ли на постоялом дворе съестное. Мне казалось, что должно быть. Мальчик выглядел довольно крепким; снедь же в пустынном климате чудесно сохраняется. У парнишки было немного сушеного мяса, и он сказал, что есть еще погреб. Сам он его не разведывал – боялся. – Стрелок окинул собеседников угрюмым взглядом. – И правильно делал. Еду-то я нашел… но еще я нашел Говорящего Демона.
Эдди большими глазами посмотрел на кость. Оранжевый свет костра плясал на ее древних изгибах и зловещем оскале.
– Говорящего Демона? Ты… имеешь в виду вот это?
– Нет, – ответил стрелок. – Да. И да и нет. Слушай, и ты поймешь.
И Эдди с Сюзанной услышали о коснувшихся слуха стрелка нечеловеческих стонах, что неслись из толщи земли за стенами погреба; о том, как Роланд увидел ручеек песка, бегущий из щели меж древних каменных глыб, слагавших эти стены. О том, как под пронзительные призывы Джейка подняться наверх стрелок приблизился к возникшему в стене отверстию.
Роланд велел демону: говори… и демон заговорил – голосом Элли, женщины со шрамом на лбу, кабатчицы из Талла. "Мимо Свалки иди медленно, стрелок. Пока ты путешествуешь с мальчиком, человек в черном путешествует с твоей душой в кармане".
– Свалки? – переспросила пораженная Сюзанна.
– Да. – Роланд одарил ее внимательным взглядом. – Для тебя это не пустой звук, верно?
– Да… и нет.
Сказано это было с большим колебанием. Роланд догадывался, что отчасти подобная нерешительность проистекает из обыкновеннейшего нежелания говорить о вещах мучительных. Однако главным образом стрелок относил ее на счет стремления Сюзанны не запутывать и без того уже запутанный клубок проблем разговорами о том, чего она в действительности не знает. Он восхищался этим. Восхищался Сюзанной.
– Говори только то, в чем можешь быть уверена, – велел он. – Другого не нужно.
– Хорошо. Детта Уокер знала про Свалку. И постоянно про нее думала.Словцо это просторечное; Детта подцепила его, подслушивая за старшими, когда те усаживались на крылечке попить пивка да вспомнить прежние времена. Означает оно бесплодное, загаженное, бесполезное место. В Свалке – в идееСвалки – для Детты заключалось нечто притягательное. Не спрашивай, что именно; когда-то я, может, и знала, но то было когда-то. Сейчас я этого не знаю. И знать не хочу. Детта стащила у Тети Синьки фарфоровую тарелочку – свадебный подарок моих родителей – и утащила на Свалку, на своюСвалку, чтобы разбить. Свалкой Детты был гравийный карьер, заполненный отбросами. Помойка. Став постарше, Детта иногда снимала в придорожных закусочных молоденьких мальчишек.
Сюзанна крепко сжала губы и на мгновение понурила голову. Вновь вскинув глаза на собеседников, молодая женщина продолжала:
– Белыхмальчишек. Шла с ними на стоянку, в машину, обжималась по-всякому, но давать не давала, крутила динамо. Ноги в руки – и привет. Эти стоянки… они тоже были Свалка. Опасная игра, но молодость, проворство и подлость натуры позволяли Детте пускаться во все тяжкие и наслаждаться. Позднее, в Нью-Йорке, она пристрастилась воровать в магазинах… про это вы знаете. Оба. Она всегда выбирала большие универмаги, торгующие галантереей, – "Мэйси", "Гимбел", "Блумингдэйл" – а крала ерунду, безделушки. И, надумав кутнуть таким манером, говорила себе: "Двину-ка я нынче на Свалку. Тисну у белых какое-нибудь говно. Потырю какую-нибудь напамять, а потом возьму да раскокаю это паскудство".
Сюзанна умолкла, глядя в огонь. Губы у нее дрожали. Когда она вновь оторвала взгляд от костра, Роланд и Эдди увидели, что в глазах молодой женщины стоят слезы.
– Не купитесь на то, что я реву. Я все помню – и что я делала, и с каким наслаждением.Наверное, я плачу потому, что знаю – при соответствующем стечении обстоятельств я бы опять взялась за старое.
Казалось, Роланд заново обрел малую толику прежней невозмутимости, свойственного ему непостижимого самообладания.
– У меня на родине, Сюзанна, говаривали так: "Умному вору во всякую пору благоденствие".
– По-моему, стянуть пригоршню бранзулеток большого ума не надо, – отрезала она.
– Тебя хоть раз изловили?
– Нет…
Стрелок развел руками, словно говоря: "То-то и оно".
– Выходит, для Детты Уокер Свалкой была всякая параша? – спросил Эдди. – Поганые ситуевины, поганые моменты, всякая грязь? Так или нет? Потому как, по-моему, что-тотут не то.
– Грязь… и блаженство. Яркиемгновения жизни… в те минуты она… она придумывала себя заново– наверное, можно так сказать. Впечатляющие мгновения… но бесплодные, потраченные впустую. Загубленные.Впрочем, все это не имеет отношения к призрачному мальчику Роланда, не так ли?
– Быть может, нет, – сказал Роланд. – Видите ли, и в моем мире тоже существовала Свалка. И у нас это словечко тоже было просторечным. Да и толковалось весьма похоже.
– Что оно означало для тебя и твоих друзей? – спросил Эдди.
– Смысл его слегка менялся сообразно обстоятельствам. "Свалкой" могли назвать кучу отбросов. Или бордель. Или притон, куда ходят играть на деньги или жевать бес-траву. Однако самое распространенное, самое обычное значение этого слова, какое я знаю, – оно же и самое простое.
Стрелок посмотрел на своих собеседников.
– Свалка – место запущенное и необитаемое, – сказал он. – Свалка – это… это бесплодные земли.
– 15 -